Николай Емельянович Строков полагал, женщины существа весьма занятные: мягкие на ощупь и злопамятные. Опыт общения с дочерями Евы у него был, но поверхностный, так сказать без должной тесноты познания и погружения в суть проблемы.

      Господина Строкова следует пожалеть. Посудите сами: сколько отваги нужно женщине для страстного поцелуя мужчины с соплёй на верхней губе!

      С другой стороны, Никодим Емельянович впитывал опыт женатых сослуживцев и товарищей, и очень скоро пришёл к твёрдому убеждению, – платная любовь дешевле для кармана мужчины, чем счастье семейной жизни.

      Пожалуй, это всё, что он знал о женщинах.

      Физика с математикой, даже на уровне приват-доцента, всё-таки не анатомия с физиологией и рассказать что-либо новенького о женской природе не могли.

      Полицейского опыта в расследовании серьёзных женских преступлений явно не хватало. Ежели не брать в расчёт пьяных драк, мелких краж, то женская преступность в наших краях дело экзотическое и требует особого подхода. Но какого? Этого подхода Никодим Емельянович не ведал!

      Он громко шмыгал носом, тупо смотрел на трещавшую какими-то совсем ему ненужными словами, молодую, крепенькую во всех местах, белокурую хорошенькую бабёнку из мещанок.

      «М-д-да!» – думал господин следователь – «На эту бабу даже кобеля на улице оборачиваются. Она из мужиков не то, что верёвки, коврики плести может…. Как же её, ёк-макарёк, зацепить-то?»

      Бабёнка, играя пальчиками, строила Никодиму Емельяновичу глазки, разные мины лица и позы тела. Думала; «Хмырь мокроносый! Ищейка полицейская! На кой ляд ты ко мне припёрся? За Иваном? Так он успел в голбец12 нырнуть и затихариться. Филеров не видно и не слышно, а в одиночку Иван этого мокроносого придурка в миг на кукан13 насадит! Он и пикнуть не успеет!»

      Никодим Емельянович, наконец-то обратил внимание на авансы, исходящие от белокурой бабёнки и подумал: «Эх! Как её корёжит! Похоже, знает кошка, чьё мясо съела! Теперь на моём теле поплясать захотела!»

      Белокурая бестия, видя тщету своих бессловесных домоганий, подумала: «Вот ирод каменный! У него в штанах, видно, скорлупа от яиц. Ну, погоди же! От меня ещё никто не ускользал!» Вслух же прибавила дисканта в голосе и, с грудными всхлипами, стала рассказывать с картинками, как её намедни на волтузил Степан-картузник. За то, что она ему отказала решительно в романтических ласках.

      – Вы только посмотрите, господин следователь! – жалилась бабёнка, вываливая перед Строковым ядрёную белоснежную грудь. – Вот синячище, вот…, вот…. А здесь, дайте-ка вашу руку, пощупайте, какой шишак…