ПЕТРОВИЧ

      Я ее когда увидел через стекло – не поверил. Подумал с чего-то – зря в уборную не зашел. Пална, ишь, продуманная оказалась.

      Но если без шуток… Я до последнего не мог свести одно к одному в этой истории. Доча то, доча се. Я думал, это она про кошку так. Ну, про свинку, может. Какая еще может быть доча – в ее-то почтенном возрасте. Максимум кукла. На медсестру с поста всю дорогу косился. Кошка эта у нее, что ли, живет? На работу с ней ходит?

      – Вот, – Пална вдруг остановилась и кому-то помахала. И медсестра остановилась:

      – Пришли!

      Симпатичная дылда. Зато я, по ее мнению, – не очень. Тут бы и дураку стало ясно – по улыбке, которой она меня наградила. Мисс Сострадание нашлась.

      – Ну, показывай свою дочу! – я посмотрел через стекло, куда мы там пришли. И не понял.

      Я так и сказал – вслух:

      – Не понял. Это что?

      – Где? – Пална активно изображала непонимание. Я вдруг так разозлился – не передать.

      – Ты долго будешь из меня идиота делать? – напустился я на нее. – А ну собирайся, поехали назад.

      Она испуганно отступила:

      – Как же это – назад? А доча?

      – Доча-доча! – передразнил я. – Ты меня уже достала со своей дочей. Голову дуришь.

      – Я не дурю, – у нее задрожали губы.

      Я кое-как взял себя в руки и выдохнул.

      – Ладно, – говорю. – Показывай! Где она?

      А она пальцем в стекло – тык. И еще раз – тык. Как будто молотком мне по сырому мозгу – тюк, тюк.

      Я стоял как баран. Рядом с этой «баранессой». И мы вдвоем пялились на лохматую девицу за стеклом. Лет шестнадцать, и то от силы. Но уже видно, что красивая. Даже такая.

      – Эта, что ли, доча? – как-то уж совсем по-старчески кхекнул я. – Белобрысая?

      Она снова сморщилась.

      Радуется – быстро определил я. Хотя кто ее поймет. Когда у человека одна эмоция на все случаи жизни.

      – Белобрысая?

      Она подняла на меня глаза – явно заинтересованная.

      – Ну, – пояснил я, – блондинистая.

      «Неужели и такого слова не знает? Чума!»

      – Не знаю, – она пожала плечами, – Я не видела. Она же еще внутри.