Относительно исследований данного отрывка, уделяющих особое внимание характеристике женщины, см. особенно: Ignatius G.P.Gous, “Proverbs 31:10–31 – the A to Z of Woman Wisdom,” OTE 9 (1996): 35–51; Tom R.Hawkins, “The Wife of Noble Character in Proverbs 31:10–31,” BSac 153 (1996): 12–23; Steven R.Key, “A Virtuous Woman,” in Far above Rubies: Today’s Virtuous Woman (ed. Herman Hanko; Grand Rapids: Reformed Free Publishing Association, 1992), 3–15; Bernhard Lang, “The Hebrew Wife and the Ottoman Wife: An Anthropological Essay on Proverbs 31:10–31,” in Anthropology and Biblical Studies: Avenues of Approach (ed. Louise J.Lawrence&Mario I.Aguilar; Leiden: Deo, 2005), 140–157; idem, “Women’s Work, Household and Property in Two Mediterranean Societies: A Comparative Essay on Proverbs xxxi 10–31,” VT 54 (2004): 188–207; Jack P.Lewis, “The Capable Wife (Prov 31:10–31),” in Essays on Women in Earliest Christianity (ed. Carroll D.Osburn; 2 vols.; Joplin, Mo.: College Press, 1995), 2: 125–154; Thomas P.McCreesh, “Wisdom as Wife: Proverbs 31:10–31,” RB 92 (1985): 25–46; Dorothée Metlitzki, «“A Woman of Virtue”: A Note on eshet ḥayil,» Orim 1 (spring 1986): 23–26; Albert M.Wolters, “Nature and Grace in the Interpretation of Proverbs 31:10–31,” CTJ 19 (1984): 153–166; idem, The Song of the Valiant Woman: Studies in the Interpretation of Proverbs 31:10–31 (Waynesboro, Ga.: Paternoster, 2001); Yoder, Wisdom as a Woman of Substance.

Wolters, The Song of the Valiant Woman, 59–154, дает широкий обзор истории толкований данного отрывка: сначала краткий период буквального понимания в Талмуде и у отцов Церкви; затем, в течение тысячелетия, господство иносказательного подхода (будто бы речь идет о Библии или Церкви) и, наконец, возвращение буквальной интерпретации в ходе протестантской Реформации. Уолтерс освещает и различные феминистские подходы. Так, в частности, на одном конце спектра, Silvia Schroer, Wisdom Has Built Her House: Studies on the Figure of Sophia in the Bible (trans. Linda M.Maloney&William McDonough; Collegeville, Minn.: Liturgical Press, 2000), 15–51, приписывает доблестной женщине божественный статус. Camp, Wisdom and the Feminine, особенно. 186–191, по-видимому, усматривает в этом отрывке отражение своего рода израильского матриархата. Большинство же полагают, что речь идет о сильной, независимой и предприимчивой женщине (пусть даже в общей обстановке патриархальности). На другом конце спектра находятся комментаторы, которые считают отрывок безнадежно патриархальным. Например, Denise Lardner Carmody, Biblical Woman: Contemporary Reflections on Scriptural Texts (New York: Crossroad, 1989), 73: «…добрая жена, которая облегчает жизнь своему величественному мужу», но женщина при этом – «второй сорт».

См. McCreesh, “Wisdom as Wife,” 31–36; M.H.Lichtenstien, “Chiasm and Symmetry in Proverbs 31,” CBQ 44 (1982): 202–211; Bruce K.Waltke, «The Role of the “Valiant Wife” in the Marketplace,» Crux 35 (September 1999): 25–29.

Согласно обоснованному мнению ряда ученых, понятие ēšet-ḥayil в данном контексте является женским аналогом gibbôrê ḥayil [ «людей мужественных» времен Давида, 1 Пар 12:31 (СП 12:30)], а потому должно переводиться как «доблестная женщина» (например, Wolters, The Song of the Valiant Woman, 9).

Уолтерс занимательно пытается доказать, что «Песнь о доблестной женщине содержит критику в адрес стандартной для древнего Ближнего Востока похвалы женщинам, где особенно ценились внешние данные (в эротическом смысле), то есть сексуальная привлекательность. (Такой идеал женского совершенства был характерен для множества эротических стихов, создававшихся при царских дворах и гаремах.) Напротив, поэма в Книге Притчей славит добрые дела, которые женщина совершает в домашнем быту, в обществе и деловой жизни – дела приземленные, но творимые в страхе Божьем» (ibid., 13). Уолтерс также показывает (стихи 15–29), что элемент благодати («страх Господень») понимался в данном отрывке в связи с земной («секулярной») деятельностью женщины и что четыре основные богословские теории о взаимосвязи природы и благодати повлияли на интерпретацию. Я разделяю четвертую из этих теорий (о «благодати, восстанавливающей природу»), а потому согласен, что наличие у женщины страха Божьего «очень важно для поэмы в целом. Религия не ограничена стихом 30, но пронизывает всю поэму… Здесь женские хлопоты по дому рассматриваются не как нечто противоположное страху Господню (и даже не как нечто отличное от него), но как внешнее проявление этого страха» (сс. 24–25).

Hawkins, “The Wife of Noble Character,” 19.

Wolters, The Song of the Valiant Woman, 4–14.

Waltke, «The Role of the “Valiant Wife”,» 30–31, однако, подчеркивает, как важно помнить, что доблестная жена из Притч 31 есть «идеализированная реальная женщина, воплощающая премудрость», а не только лишь «персонификация Премудрости… это реальная жена… она воплощает идеалы премудрости, но полностью исторична» (с. 30).

Camp, Wisdom and the Feminine, 83.