Бьётся рыбой об лёд надоевшая память,

      бесполезно пытаясь ещё раз понять,

      что судьбу невозможно заплатой подправить,

      что распято однажды, уже не распять.

      Нагнетает тоску мрачноватая осень,

      сбросив в кучу листву, как ненужную кладь.

      Так и в жизни надежду день снова уносит,

      что лелеяла ночь, словно нежная мать.

      Удержать не пытаюсь пустые объятья,

      потускнели слова на бумажном листке,

      что вчера обещали немножечко счастья,

      а сегодня растаяли льдинкой в руке.

      Бьётся рыбой об лёд надоевшая память,

      бесполезно пытаясь ещё раз понять,

      что молчанием можно нечаянно ранить,

      а безмолвием в самое сердце попасть.

      Серые страницы ноября

      белыми страницами поправлю,

      и одиннадцатый лист календаря

      я на день себе ещё оставлю.

      Белым пухом запорошит путь,

      снежной россыпью покроет в парке ели,

      а мы с ним добавим по чуть-чуть

      ветра свежего с осеннею капелью.

      А мы с ним пойдём по холодку

      воздухом дышать ещё свободным.

      Мне, как и ему, не по нутру,

      когда хлёстко бьют друг друга в морду.

      Нелюбимый месяц, так и что ж,

      будем мы теперь с ним оба квиты.

      В этой жизни сразу не поймёшь,

      жив пока ты или пал убитым.

      Серые страницы ноября

      белыми страницами поправлю,

      и одиннадцатый лист календаря

      я на память о тебе оставлю.

      Нежданной зимней сказкой за окном

      глядят на мир одетые деревья,

      а с верхних веток тихо снежный ком

      слетает белой скатертью на землю.

      Зима сплетает нити в кружева

      надежд без оговорок и усилий,

      нам говоря, что жизнь всегда права,

      смерть покрывая прошлогодней пылью.

      Ещё не все мосты разведены.

      Зима лишает грусть фигуры речи,

      готовя по ночам живые сны,

      в которых ты шагаешь мне навстречу.

      Мир, замерев, спокойно спит,

      ослабив ножны,

      и лишь поэт свои стихи,

      как подорожник,

      к открытой ране приложив,

      впитав их кожей,

      рифмует ночью слово «жизнь»

      до нервной дрожи.

      Поэт не смотрит на часы,

      он слышит время,

      когда оно в окне летит

      незримой тенью.

      Он видит, как встаёт рассвет

      в туманной дымке,

      как солнечный играет свет

      души на снимке.

      И денег пусть не накопив,

      он знает всё же,

      что чем быстрее жизнь бежит,

      то тем дороже

      дождинок на стекле следы,

      вкус лета спелый

      и осторожные шаги

      судьбы несмелой.

      Мир, замерев, спокойно спит,

      ослабив ножны,

      рифмует