Третий лишний. Виктор Конецкий
Читать онлайн книгу.
шофера. Разговор начали с очков. Выяснилось, что и он и я относимся к очкам с грустной ненавистью.
Конечно, никто очки не любит. Но у моряков с возрастом дальнозоркость – профессиональная болезнь. А смотреть надо то вдаль, то под самый нос – в карту или экран радара. И вот если у вас лоб широкий, то просто горе: очки в прорезь радарного тубуса не лезут. У кого лоб узкий – тому полегче. У Диомидова лоб здоровенный и глаза сидят широко. К тому же он из тех мужчин, которые к своему организму относятся внимательно и значительную часть жизни заняты охраной организма от наскоков внешней среды. И еще он старается свой охранительный образ существования внушить, привить, сообщить всем окружающим: "Почему вы мажете хлеб горчицей? Много горчицы – вредно для желудка!" Или: "Перчатки обязательно надо иметь по руке, вязать на заказ. Лучше из белой шерсти. Чтобы сразу видно было, когда запачкаются". Короче говоря, из тех мужчин, от которых вечно пахнет хорошим мужским одеколоном, даже если они не брились уже неделю. Физиономия холеная, моложавая. Выражение физиономии чаще всего брезгливое. Но есть у Диомидова одно словечко, которое как-то так иногда переводит его в какую-то иную плоскость, сферу или область. Словечко это – "мультипликация". Например, объясняет мне, что надевать темные очки, сидя в автомобиле, все приличные люди Гонконга считают вредным для глаз, потому что тогда человек смотрит на мир уже через два стекла – автомобильное и очковое. Я послушно соглашаюсь с такими доводами и очки снимаю. Он говорит:
– А если перчатки не по руке связаны, то это уже не перчатки, а мультипликация. И вообще, то, что у нас судоводители уходят на пенсию только после шестидесяти лет, это не закон, а какая-то нелепая мультипликация!..
Завез нас шофер на самую вершину острова Гран-Канария.
Там, естественно, расположен ресторан, который, естественно, нас не заинтересовал, но из машины мы вылезли.
Вокруг ресторана цвели какие-то кусты.
Я не утерпел и один-единственный цветочек уворовал. Наставник тоже не утерпел и буркнул, что за порчу окружающей флоры и фауны можно налететь на хороший штраф. Я объяснил, что с детства интересуюсь ботаникой и собираю гербарий.
Мы стояли у парапета над обрывом. Вокруг была земля до самого горизонта, но сам горизонт уже был океаном. Или смесью воздуха и океана. В эту смесь следует добавить добрую порцию нежаркого солнца.
Наставник ткнул пальцем в голубую марь к западу от острова Гран-Канария и сказал, что первый раз его пронесло мимо этих мест зимой сорок первого.
Зима сорок первого?.. Немцы под Москвой, и Ленинград в кольце…
Я прикинул, сколько могло быть тогда лет Диомидову. Получалось – около двадцати. Что мог здесь делать двадцатилетний парень в сорок первом? Я, например, тогда торчал в бомбоубежище под зданием управления Октябрьской железной дороги на площади Островского.
Потому спросил:
– Каким образом?
– На легендарном ледоколе "Анастас Микоян".
Я опять задумался. Что здесь, чуть-чуть не в тропиках, осенью