Они играли около часа. Наконец Морозов поднял глаза от доски.

      – Пришел Шарль, – сказал он. – Кажется, ты ему зачем-то нужен.

      Молодой парень, помощник портье, подошел к столику с небольшим пакетом в руках.

      – Велели передать вам.

      – Мне?

      Равик разглядывал пакетик. На белой папиросной бумаге, перевязанной ленточкой, адреса не было.

      – Мне не от кого получать пакеты. По-видимому, ошибка. Кто принес?

      – Какая-то женщина… дама…

      – Женщина или дама? – спросил Морозов.

      – Так… что-то среднее.

      Морозов добродушно ухмыльнулся:

      – Довольно остроумно.

      – Здесь нет фамилии. Она сказала, что это для меня?

      – Не совсем так… Она сказала – для врача, который здесь живет. И… в общем, вы знаете эту даму.

      – Она так сказала?

      – Нет, – выпалил парень. – Но на днях она была тут. С вами, ночью.

      – Иногда ко мне действительно приходят дамы, Шарль. Но тебе должно быть известно, что скромность – высшая добродетель отельного служащего. Нескромность пристала только великосветским кавалерам.

      – Вскрой пакет, Равик, – сказал Морозов, – даже если он и не предназначен для тебя. В нашей достойной сожаления жизни мы проделывали вещи и похуже.

      Равик рассмеялся и раскрыл пакет. В нем была маленькая деревянная Мадонна, которую он видел в комнате той самой женщины. Он попытался припомнить имя. Как же ее звали? Мадлен… Мад… забыл. Что-то похожее, во всяком случае. Он осмотрел папиросную бумагу. Никакой записки.

      – Ладно, – сказал он помощнику портье. – Все в порядке.

      Равик поставил Мадонну на стол. Среди шахматных фигур она выглядела довольно нелепо.

      – Из русских эмигрантов? – спросил Морозов.

      – Нет. Сперва и я так подумал.

      Равик заметил, что губной помады на Мадонне больше нет.

      – Что с ней делать?

      – Поставь куда-нибудь. Любую вещь можно куда-нибудь поставить. Места на земле хватает для всего. Только не для людей.

      – Покойника, вероятно, уже похоронили.

      – Так это та самая женщина?

      – Да.

      – Ты хоть раз справился о ней? Сделал для нее еще что-нибудь?

      – Нет.

      – Странное дело – нам всегда кажется, что если мы помогли человеку, то можем отойти в сторону; но ведь именно потом ему становится совсем невмоготу.

      – Я не благотворительное общество, Борис. Я видел вещи пострашнее и все равно ничего не делал. С чего ты взял, будто ей именно сейчас так тяжело?

      – Посуди сам, только теперь она до конца почувствовала свое одиночество. До сих пор рядом с ней был мужчина, пусть даже мертвый. Но он был на земле. Теперь же он под землей… ушел… его больше нет. А вот это, – Морозов показал на Мадонну, – не благодарность. Это крик о помощи.

      – Я спал с ней, – сказал Равик, – не зная, что у нее случилось. Я хочу об этом забыть.

      – Чепуха! Как раз это – самая пустяковая вещь на свете, если нет