Ваш Андрей Петров. Композитор в воспоминаниях современников. Коллектив авторов
Читать онлайн книгу.
композиторское мышление. Петров же часто, особенно в мелодике, шел от наития. По сути дела, он был мелодистом, поцелованным Богом. Никто из наших академических мэтров, даже под страхом смертной казни, таких мелодий не создаст. Если бы могли – давно бы написали.
Тот же принцип Андрей Петров исповедовал и при написании сочинений крупной формы. Меньше всего он был технологом по «выращиванию» симфонических и оперных полотен. В своих симфониях он, прежде всего, шел от мелодического тематизма, связанного с литературными ассоциациями. И не случайно все его симфонии написаны «по прочтении» какого-либо литературного произведения.
В это трудно поверить, но мэтр Петров, иногда осознавая свое НЕДОзнание (и такое бывало), не стеснялся спросить у коллег, посоветоваться с друзьями.
Но и сам никогда не отказывал коллегам в совете, всегда готов был внести конструктивное предложение. Отношение Петрова к новой музыке было весьма своеобразным. Бывало, выйдет после той или иной премьеры в концертном зале Дома композиторов и спрашивает: «Боря, как вам?» Я, как правило, отмалчиваюсь – неловко как-то сразу раздавать оценки. А он и говорит: «Если это – музыка, то я – не композитор, а если это – не музыка, то зачем я сидел и слушал?»
Но в то же время официально он никогда не позволял себе сказать: «Это плохо… Это не годится… Это не то». Он исходил из другого постулата. «В нашем Союзе, – говорил он, – состоят только талантливые и очень талантливые композиторы». Такая уж у него была установка.
Доза удовольствия: сигарета после работы, под чашечку кофе. На даче. 2005
Причем в последние годы это стало выливаться, быть может, даже в некоторую крайность. Раньше на заседаниях творческих секций Союза композиторов новые сочинения горячо и нелицеприятно обсуждались. Случалось, их резко критиковали, а бывало – правда, реже, – и хвалили. Но в начале 1990-х этот принцип как-то незаметно сдал позиции. Четыре ведущие секции трансформировались в одиннадцать секций и ассоциаций, и атмосфера большинства из них стала чересчур комплиментарной. Но Андрей Павлович считал, что в нашем деле нет пророков и ярлыки навешивать не надо. Жизнь сама все поставит на место. Может быть, он был прав, а может быть, и нет. Во всяком случае, отрицательных оценок он не давал никогда.
Многие композиторы были ему близки. Некоторые – особенно. Он очень любил Бориса Тищенко, Валерия Гаврилина. Ценил Александра Кнайфеля. Более сдержанно относился к музыке Сергея Слонимского, хотя и отдавал дань его мастерству и таланту. И Слонимский это чувствовал. Между ними было какое-то недопонимание. Вместе с тем уже после кончины Петрова я как-то поинтересовался у Сергея Михайловича объемом его новой симфонии. И он ответил: «Ну, ваш шеф ведь говорил, что больше двадцати минут сегодняшняя публика академическую музыку воспринимать не в состоянии. Вот я и следую его завету». И, быть может, в этом шутливом ответе Слонимского была не только шутка. Во всяком случае, все его последние