Пылинки. Вячеслав Харченко
Читать онлайн книгу.
приклеены.
– Что, – спрашиваю, – приклеены?
– Ресницы, – говорят, – приклеены.
– А зачем их клеить? – спрашиваю.
– Ну чтобы красиво было, чтобы ты из «Фейсбука» вылез.
«Боже ж мой, – думаю, – боже ж мой».
Глава четвертая: о литературных мучениях главного героя
– Никогда, никогда они мне этого не простят, – думал я, просматривая премиальные списки. Ни то, что два раза уснул с храпом на приветственной речи их председателя, ни то, что назвал их главного критика кооператором, ни то, что даже не помню обложки журнала «Парапет», ни то, что не направляю рукописи в сейшельское издательство «Сейшелы», ни то, что не ношу шёлковый платочек на шее и бордовый беретик на голове и что регулярно хожу на регулярную работу.
Проснулся и побежал на работу – я встаю и сразу бегу, только зубы чищу. Доехал до метро, вспомнил, что не открыл жалюзи, цветок опять к земле наклонится. Вернулся – у меня плавающий приход на работу. Открыл жалюзи и снова пошёл на работу, но у остановки вспомнил, что не поменял коту воду. Кот не может пить вчерашнюю воду. Вернулся, налил новую. Вышел на крыльцо, стал курить и думать, что я мог ещё забыть. Всю дорогу на работу ехал и размышлял об этом. Да и на работе, если честно, иногда думал, что я ещё мог забыть.
Если честно, даже не помню, чтобы я наказывал кота. Бывают, знаете, такие балованные коты: то рыбу стащат, то карниз оборвут, то мусорное ведро перевернут. Их учат газетой или веником. Мой один раз украл индейку, которая жарилась на сковородке, другой раз залез в кастрюлю с борщом, третий – из клубка ваты сделал гнездо, но всё это было совершено так мило и так изящно, что рука наказывать не поднималась. Мы с женой сначала хохотали полчаса, а потом уже и наказывать не имело смысла, потому что кот всё забывал.
Единственное, что когда он разыграется и больно дерёт меня когтями, я прижимаю его к груди, и кот успокаивается.
Однажды мне понравилась девушка. Мы шли по берегу Чёрного моря, и я смотрел в её зелёные глаза и читал ей наизусть все двадцать стихов всех двадцати поэтов, которые я знаю. Девушка благосклонно внимала мне, но я не мог понять, что она чувствует, потому что, где надо, она смеялась, где надо, она плакала, то есть вела себя как обычная прекрасная девушка. Мы забрели к скалам, и она скинула платье и сказала:
– Искупаемся?
Было жарко, где-то в дымке плыли яхты, тяжёлый жаркий воздух давил на виски.
Девушка поднялась на небольшую скалу, выгнула спину и прыгнула в море, и потом я только и наблюдал, как она стремительно уплывает вдаль к этим самым яхтам и этим самым облачкам, рассекая волны, как подводный житель, дельфин или рыбка. Я смотрел и понимал, что это уплывает моя любовь, потому что и плаваю я плохо, и со скалы никогда не прыгну, да и яхту ей вряд ли когда-нибудь куплю.
Когда девушка вернулась, я достал полотенце и бережно обтёр её бронзовое тело, налил полстакана «Хереса» и улыбнулся, но провожать её до гостиницы не пошёл и стихи ей