Когда я была маленькой, мама регулярно напоминала мне, что другие думают о нас гораздо меньше, чем кажется; людей гораздо больше волнует то, что думают о них. Я полагала, что усвоила этот урок, но оказалось, нет. В глубине души я искренне считала, что все меня обсуждают, оценивают и так далее, хотя на самом деле я никого особо не интересовала. Я открыла эту восхитительную истину, потому что внезапно окружающие и впрямь стали обо мне думать. Контраст был разительным.

      Не так давно все решили, что Орион Лейк влюбился в меня, просто потому что всегда был странным. По обычным меркам он и правда был странным. Даже Магнус и прочие ньюйоркцы, предложившие мне гарантированное место в анклаве, не считали меня какой-то особенной; они всего лишь хотели ублажить Ориона. Ребята не сомневались, что в выпускном зале меня спас Орион. Но тут Лизель разнесла весть о том, что я способна наложить заклинание Мертвой Руки, даже надышавшись парами мистика, и это была последняя капля. Ньюйоркцы наконец задумались обо мне и, разумеется, в тот же день догадались, куда девается мана.

      Вечером, выходя из библиотеки, я обернулась и увидела Магнуса и троих его приятелей, которые сгрудились вокруг Хлои, сидевшей на кушетке в читальном зале. Испуг на ее лице ясно читался даже издалека. Я подумала, не вернуться ли… но что толку? Хлоя не стала бы врать друзьям по анклаву, людям, с которыми ей предстоит жить; а я не стала бы просить ее об этом. Неужели я хотела взмолиться, чтобы ньюйоркцы позволили мне цепляться за них и дальше? Разумеется, нет. Я собиралась угрожать? Соблазнительно… но нет. Я ничего больше не могла поделать. Поэтому я развернулась и пошла вниз, в полной уверенности, что ньюйоркцы вынудят Хлою отрезать меня от хранилища маны. Честно говоря, это был оптимистичный сценарий. На самом деле я ожидала, что Магнус явится ко мне во главе огромной толпы, вооруженной вовсе не метафорическими вилами.

      В общем-то, мой случай вовсе не уникален в истории колдовского сообщества, и