Математичку Клавдию Васильевну, средних лет даму с внешностью и манерами не успевшей состариться колдуньи Бастинды, мы недолюбливали. Да и не за что было ее любить, если честно: Клавдиша – смерть всему живому, и прежде всего самой математике. Алгебра всегда была для меня бичом божьим. Геометрия же если и шла полегче, то лишь самую малость. Так что этот год нам с Женькой придется как-то пережить, и тут надежда на жалкие ошметки моих институтских знаний. Все же Бауманка – это серьезно, особенно если родная бабуля когда-то преподавала там математику в ранге профессора. Увы, ее кровь во мне точно отдохнула… Ну да ладно, матанализ пойдет только в девятом классе, а там должна прийти другая учительница.

      На этой мысли я себя осадил. Я что, собираюсь, подобно книжным попаданцам, взрослеть, готовя себя (и альтер эго, конечно) к великой цели – но когда-нибудь потом, в далеком будущем? Ох, сомнительно, что я тут ради такого именно расклада. Уж очень все… не то чтобы зыбко… Построено на своего рода динамическом равновесии. И наше с Женькой «соседство», подразумевающее нахождение какого-то компромисса, а вовсе не полное поглощение, а то и замещение его личности моей. И флешбэки эти… в смысле – этот. Потому как до сих пор случился только один. Но что-то подсказывает мне, что им дело не обойдется. Так что не стайер я, не стайер. Моя дистанция – в лучшем случае полторашка, да и то…

      Урок тем временем шел своим чередом. Тема была не бей лежачего:

      – В курсе седьмого класса вы начали изучать векторы и действия с ними. В этом году изучение будет продолжаться. Поэтому сначала вспомним основные сведения о векторах…

      В общем, до конца урока я пребывал в медитативной дреме. Аст (на этот раз я устроился подальше от учительского престола) поначалу толкал меня локтем, но быстро понял бессмысленность этого занятия и отстал. Я же лениво наблюдал за попытками Женьки обрести контроль над телом – безрезультатные, в общем, попытки. Так, дернется чуток рука или голова повернется в сторону нашей классной секс-бомбы Оленьки Канищевой – вот кому мода конца семидесятых на экстремальное мини пришлась особенно кстати…

      А вот когда прозвенел наконец звонок, и мы выскочили с облегчением в коридор – вторая перемена, аж четверть часа! – меня накрыло. Всерьез. Потому что… Мы, наш класс «А», был дружен – и в последние два года учебы, и потом, после школы. Встречались, общались, перезванивались. А раз в год, девятнадцатого октября, в «день лицеистов», собирались у памятника на Пушкинской. Кое-кто переженился, потом развелись, ясное дело… Другие пропали с концами, а кто-то и сохранил школьную связь на долгие годы.

      И вот – они. Все. Подумайте, каково это – видеть вокруг своих живых мертвецов, уже оплаканных и потерянных годы назад. Желтый лоб этого целовал на отпевании. Гроб того нес. Этому на могилу