****

      Поднявшись на палубу «Гордого», капитан ещё раз громко повторил пиратам:

      – Если я и мои матросы не вернутся на шхуну через два часа – ваша Рука сразу пойдёт за борт… Что с капитаном Авила?.. Зачем он меня зовёт?..

      Пираты тяжело молчали, они окружили капитана и Платона плотной толпой, прижав их к борту, среди них было много чернокожих и оливково-смуглых людей. Все они были вооружены и глядели озлобленно. И тут один из пиратов – здоровенный детина, возвышающийся за спинами остальных в заднем ряду, сказал веско:

      – Кодекс Робертса… Он нарушил кодекс Робертса, запрещающий драки на борту!.. На берегу дерись – сколько влезет, но не на борту… А капитан Авила застрелил нашего квартирмейстера Дарка. За это ему полагается – смерть…

      И он повернулся к грот-мачте. Пираты один за другим расступились, и капитан увидел капитана Авила, привязанного к колонне мачты. Кто-то маленький, оборванный и донельзя грязный возился перед ним на карачках с верёвкой в руках по заплёванной, замусоренной палубе, скаля в довольной улыбке редкие зубы.

      Завязывает ему ноги потуже, понял капитан и шагнул ближе. Тут он встретился с капитаном Авила глазами и не узнал его.

      Глаза осуждённого капитана горели лихорадочным огнём, но сквозь это возбуждение уже как бы проглядывало страшное бессилие. Губы его кривились, словно он пытался залихватски, как всегда, улыбнуться, и в этой недоконченной улыбке капитану чудилось что-то жалкое, судорожное. Словно почувствовав, какое он сейчас производит впечатление, капитан Авила низко склонил голову и, не в силах закрыть лицо связанными руками, отвернул его в сторону.

      Капитан, испугавшийся и этого взгляда, и этой улыбки, а главное – той перемене, которая произошла с капитаном Авила, сглотнул и спросил у него быстро:

      – Что я могу для вас сделать?..

      Капитан Авила поднял голову, посмотрел на капитана, – что-то безумное словно сверкнуло в этом взгляде, – и отрицательно покачал головой. Капитан перевёл дыхание.

      – Может быть, что-то передать вашим родным? Хотите написать им письмо? – не отставал он.

      И вдруг у капитана Авила задёргался подбородок, лицо исказилось, и он зарыдал громко, навзрыд, словно в истерике. Это длилось всего лишь мгновение, и в следующий миг судорога уже перестала кривить его лицо, только глаза, полные непролитых слёз, смотрели просительно и жадно.

      – Да-да, – заговорил капитан Авила тревожно и как-то бессвязно. – Письмо лежит в моем рундуке… В рундуке… И адрес… Я знаю, вы сделаете это… Возьмите рундук прямо сейчас в моей каюте, прошу вас… Всё – моим родным… Отдайте, умоляю…

      Два пирата, увешанные оружием и разодетые, как светские щёголи, тотчас же бросились в капитанскую каюту. Скоро они вынесли на палубу обитый медью рундук, и один из них закричал:

      – А вот