На следующий день все вернулись в Пеллу вместе с персидскими гостями, которых пригласили еще на один пир, намеченный через день.

      Царица Олимпиада пожелала увидеться с сыном и, когда увидела его в синяках и с глубокими ссадинами на руках и ногах, судорожно обняла, но он смущенно отстранился.

      – Мне рассказали про тебя. Ты мог погибнуть.

      – Я не боюсь смерти, мама. Власть и слава царя оправданны лишь тогда, когда он в случае надобности готов отдать жизнь.

      – Знаю. Но я трепещу от этой мысли. Прошу тебя, сдерживай свою отвагу, не растрачивай ее понапрасну. Ты еще мальчик, тебе надо вырасти, окрепнуть физически.

      Александр твердо посмотрел на нее:

      – Я должен идти навстречу своей судьбе, и я уже начал свой путь. Я знаю это наверняка. Чего я не знаю – это куда он меня приведет и где закончится, мама.

      – Этого никто не знает, сын, – заметила царица с дрожью в голосе. – Ведь Судьба – это богиня, чье лицо скрыто под черным покрывалом.

      На следующее утро после отбытия персов Александр Эпирский вошел в комнату своего племянника со свертком в руках.

      – Что это? – спросил царевич.

      – Бедный сиротка. Его мать на днях убила львица. Хочешь? Это лучшая порода, и, если очень захочешь, он полюбит тебя, как человеческое существо.

      Царь развернул сверток и показал беспомощного щенка красивой рыжей масти со светлым пятном посреди лба.

      – Его зовут Перитас.

      Александр взял его, положил себе на колени и стал гладить:

      – Хорошее имя. Этот щенок – просто чудо. Ты правда можешь его отдать?

      – Он твой, – ответил дядя. – Но ты должен заниматься с ним. Он еще сосет молоко.

      – Об этом позаботится Лептина. Щенок быстро вырастет и станет моей охотничьей и походной собакой. Большое тебе спасибо.

      Лептина с энтузиазмом отнеслась к доверенной ей задаче и выполнила ее с большим чувством ответственности.

      Признаки ее тяжелого детства уже стали понемногу проходить, и девушка словно расцветала с каждым днем. Ее кожа становилась все более белой и чистой, глаза – ясными и выразительными, каштановые, отсвечивавшие медью волосы блестели все сильнее.

      – Ты уложишь ее в постель, когда она будет готова? – усмехнулся Гефестион.

      – Возможно, – ответил Александр. – Но не для этого я вытащил ее из грязи, где она пребывала.

      – Нет? А зачем еще?

      Александр не ответил.