Как Петербург научился себя изучать. Эмили Д. Джонсон
Читать онлайн книгу.
столько климатов, столько народов и племен, столько вер и обычаев и которой коренное русское народонаселение представляется такою огромною массою, с таким множеством самых противоположных и разнообразных пластов и слоев, пестреющих бесчисленными оттенками [Белинский 1991а: 7].
Хотя Белинский в своем введении, несомненно, стремился в первую очередь продвигать как жанр физиологический очерк, его замечания также подразумевают поддержку других видов описательной литературы, включая тексты, которые сегодня часто условно классифицируются как путеводители. Рассматривая в дальнейшем прежние попытки описать территорию России, Белинский особо хвалит «Панораму» Башуцкого [Белинский 1991а: 12].
Учитывая полемические выпады, содержащиеся в томе, неприязнь славянофилов к «Физиологии Петербурга» была предсказуема. К. С. Аксаков написал для периодического издания «Москвитянин» язвительную рецензию на антологию, в которой высмеял отдельные отрывки во введении Белинского как нелогичные и обвинил автора в том, что сборнику в целом не хватает оригинальности. Аксаков заявил, что это не более чем слепое подражание иностранному литературному течению [Аксаков 1981]. Но он не возражал против мнения Белинского о потребности в увеличении количества литературы, описывающей территорию России33. В годы, последовавшие за публикацией «Физиологии Петербурга», как славянофилы, так и западники поддерживали стремление к изучению и созданию словесных портретов Российской империи и ее народа. Писатели, сочувствовавшие взглядам обеих групп, а в некоторых случаях и сами ведущие идеологи, разрабатывали проекты, в которых рассматривались те или иные города и территориальные единицы, освещались общественные явления и тенденции, казавшиеся особенно актуальными для национального развития. Для многих авторов привычки, взгляды и поведение различных слоев населения, условия жизни в городских и сельских районах, текущее состояние сельского хозяйства, промышленности, журналистики и ремесленного производства, даже особенности местного ландшафта и климатические условия представляли собой свидетельства, полезные для получения исчерпывающих ответов на важные вопросы дня. Помогли ли реформы начала XVIII века России частично преодолеть свою отсталость и приблизиться к западному уровню развития, или они представляли собой катастрофическую ошибку? Нужно ли стране искать собственные решения своих проблем, или ей следует продолжать идти по стопам Запада? Как лучше всего определить русскость? С какими чертами характера она наиболее тесно связана? Поскольку Москва и Санкт-Петербург в контексте дебатов славянофилов и западников имели особое значение, они, как правило, привлекали к себе непропорционально большое внимание. Многие авторы пытались определить характер одной или обеих столиц России. Писатели часто затрагивали проблему кажущейся чужеродности Петербурга; они спрашивали
На самом деле последний абзац рецензии Аксакова, хотя и негативный в его оценке роли Санкт-Петербурга в русской культуре, может быть истолкован как поощрение изображения различных регионов России: «С того времени, как в русской литературе появилась мысль о народности, отдельные области огромной России начали выказывать свои особенности и в литературе. Покорный общему движению, и Петербург выразился в литературной деятельности и придал ей свой особенный характер; сосредоточивая в себе богатства России, он усилил книжную торговлю и этот торговый характер придал и литературе» [Аксаков 1981: 166].