Наши за границей. Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно. Николай Лейкин
Читать онлайн книгу.
когда? В котором часу? Ви филь ур? – спросила Глафира Семеновна и еще больше покраснела.
– Um sieben, – дал ответ кондуктор.
– Мерси… Данке… Ну, слава Богу… В семь часов. Это, стало быть, через два часа. Два часа как-нибудь промаячим.
Муж взглянул на жену и одобрительно сказал:
– Ну вот видишь… Говоришь же по-немецки, умеешь, а разговаривать не хочешь.
– Да комнатные и обыкновенные слова я очень чудесно умею, только мне стыдно.
– Стыд не дым, глаза не ест. Сади, да и делу конец.
Смеркалось. Супруги с нетерпением ждали Кенигсберга. При каждой остановке они высовывались из окна и кричали кондуктору:
– Кенигсберг? Кенигсберг!
– Nein, nein, Königsberg wird noch weiter[35].
– Фу-ты пропасть! Все еще не Кенигсберг! А пить и есть хочу, как собака! – злился Николай Иванович.
Но вот поезд стал останавливаться. Показался большой вокзал, ярко освещенный.
– Königsberg! – возгласил кондуктор.
– Слава тебе Господи! Наконец-то!
Пассажиры высыпали из вагонов. Выскочили и Николай Иванович с Глафирой Семеновной. У станции стояли сразу три поезда. Толпился народ. Одни входили в вагоны, другие выходили. Носильщики несли и везли сундуки и саквояжи. Шум, говор, свистки, звонки, постукивание молотков о колеса.
– Вот ад-то! – невольно вырвалось у Николая Ивановича. – Да тут живым манером растеряешься. Постой, Глаша, надо заметить, из которого поезда мы вышли, а то потом как бы не попасть в чужой поезд. Видишь, наш поезд посередине стоит, а на боковых рельсах – это чужие поезда. Ну, пойдем скорей в буфет.
– Нет, голубчик, я прежде в уборную… Мне поправиться надо. Ведь сколько времени мы, не выходя из вагона, сидели, а в здешних вагонах, ты сам знаешь, уборных нет, – отвечала жена. – Без уборной мне и еда не в еду.
– Какая тут поправка, коли надо торопиться пить и есть скорей. Ведь только двенадцать минут поезд стоит. Да и черт их знает, какие такие ихние немецкие минуты! Может быть, ихние минуты наполовину меньше наших. Идем скорее.
– Нет, не могу, не могу. Уверяю тебя, что не могу… Да и тебя попрошу проводить меня до уборной и подождать у дверей, а то мы растеряться можем.
– Эх, бабье племя! – крякнул Николай Иванович и отправился вместе с женой отыскивать женскую уборную.
Уборная была найдена. Жена быстро скрылась в ней. Муж остался дожидаться у дверей. Прошло минут пять. Жена показывается в дверях. Ее держит за пальто какая-то женщина в белом чепце и что-то бормочет по-немецки.
– Николай Иваныч, дай, Бога ради, сколько-нибудь немецких денег или рассчитайся за меня! – кричит жена. – Здесь, оказывается, даром нельзя… Здесь за деньги. Даю ей русский двугривенный, не берет.
– В уборную на станции – да за деньги!.. Ну народ, ну немецкие порядки! – восклицает Николай Иванович, однако сует немке денег и говорит: – Скорей, Глаша, скорей, а то и поесть не успеем.
Они бегут, натыкаются на носильщиков. Вот и буфет. Расставлены столы. На столах в тарелках суп. «Табльдот[36] по три марки с персоны», – читает Глафира Семеновна немецкую надпись над столом.
– Полный
Нет-нет, Кенигсберг будет еще дальше.