Оглушительно протрубил рог.

      Арлен оставил работу и взглянул на рассветное небо с лиловым отливом. Туман еще цеплялся за землю, и в нем чувствовался сырой едкий запах, неприятно знакомый. Арлен ждал в утренней тиши, надеясь, что ему показалось, и в его животе сгущался липкий комок страха. Мальчику было одиннадцать лет.

      После паузы рог прозвучал еще два раза подряд. Один длинный и два коротких сигнала – значит, юг и восток. Лесной поселок. У отца есть друзья среди лесорубов. Дверь позади Арлена отворилась, и он знал, что мать стоит на пороге, зажимая рот обеими руками.

      Арлен вернулся к работе, понимая, что нужно спешить. Иные дела подождут до вечера, но скот надо накормить, а коров подоить. Мальчик не стал выводить животных из хлева, открыл кормушки с сеном, выставил свиньям помои и сбегал за деревянным ведром для молока. Мать уже присела на корточки перед первой коровой. Арлен взял свободный стул, и работа закипела. Струйка молока выбивала по дереву похоронный марш.

      Когда они перешли к следующей паре коров, Арлен заметил, что отец с мрачным видом запрягает в телегу самую крепкую лошадь – пятилетнюю гнедую кобылу по кличке Мисси.

      Что их ждет на этот раз?

      Вскоре они уже сидели в телеге и катили к небольшому поселку у леса. Там было опасно – больше часа бегом до ближайшего меченого здания, – но без дерева не обойтись. Мать крепко обняла Арлена, кутаясь в поношенную шаль.

      – Я уже большой мальчик, мама, – сказал Арлен. – Не надо обнимать меня, как ребенка. Я не боюсь.

      Он покривил душой, но если другие дети увидят, как он цепляется за мать, то окончательно его засмеют.

      – Зато я боюсь, – ответила мать. – Это меня надо обнимать.

      Арлен крепко обнял ее, внезапно загордившись собой. Обмануть его она не могла, но всегда знала, что сказать.

      Столб маслянистого дыма поведал горькую правду задолго до прибытия на место. Жгли мертвых. Много мертвых, коли костры развели так рано, не дожидаясь, пока все прибудут и помолятся. Слишком много, чтобы оплакивать каждого, если хочешь успеть до заката.

      От фермы отца Арлена до Лесного поселка было больше пяти миль. К их приезду последние пожары затушили, хотя гореть было уже нечему. Пятнадцать домов превратились в щебень и пепел.

      – Лес тоже, – отец Арлена сплюнул за борт телеги и указал подбородком на обгоревшие деревяшки.

      Труды лесорубов погибли. Арлен поморщился при мысли, что хлипкому забору загона придется продержаться еще год, и немедленно устыдился. В конце концов, это всего лишь дерево.

      Когда телега остановилась, к ним подошла Селия, гласная Торга. Мать Арлена порой называла ее Селией Пустоцветом. То была суровая женщина, худая и высокая, с задубелой кожей. Длинные седые волосы она стягивала в пучок; шаль носила как знак отличия. Селия не терпела глупых выходок, о чем Арлен прекрасно знал: она не раз охаживала его палкой. Но сегодня он ей обрадовался. Рядом с Селией, как и рядом с отцом, Арлен чувствовал себя в безопасности. Своих детей у нее не было, но она по-матерински опекала всех жителей Тиббетс-Брука. Мало кто мог потягаться с ней в мудрости и еще меньше – в упрямстве. Зато под крылом у Селии нечего было бояться.

      – Хорошо, что ты приехал, Джеф. И Сильви, и маленький Арлен. – Селия кивнула. – Нам очень нужна помощь. Даже мальчику найдется работа.

      – Я привез инструменты, – проворчал отец Арлена, слезая с телеги. – Просто скажи, что делать.

      Арлен забрал драгоценные инструменты из телеги. Металл был редкостью в Бруке, и отец гордился своими двумя лопатами, киркой и пилой. Сегодня им придется изрядно потрудиться.

      – Много народу погибло? – спросил Джеф, хотя легче было не знать.

      – Двадцать семь, – ответила Селия.

      Сильви закашлялась и закрыла рот ладонью, ее глаза наполнились слезами. Джеф снова сплюнул.

      – Кто-нибудь выжил? – спросил он.

      – Несколько человек.