Альбом. Сергей Конышев
Читать онлайн книгу.
тебя. Поучится, как жить нужно. Чтоб стыдно ему стало. Сам видишь, во что превратился Лёнечка наш. – Она заплакала. – Не дадут спокойно умереть. Всё, иди, Серёжа. Иди. Не буду тебя задерживать. Здоровья и хорошей учёбы тебе! Маме привет передавай!
– Спасибо! Передам, – сказал я и пошёл в «Светлячок».
Больше я никогда не видел Кифу, но без неё (или с ней) Лёнька вернулся на дно. Я встретил его в августе, перед своим отъездом в Москву. Он вёз на санках ламповый телевизор. Стоял чудовищный скрежет. Лёнька был в каких-то шлёпанцах, грязных джинсах и дырявом зелёном поло. Мы поздоровались. Он с ходу попросил сто рублей в долг, добавив, что устроился на работу. Я не поверил, поэтому денег не дал. Тогда он спросил, не нужен ли мне по дешёвке электрический чайник. Я сказал «нет». «Может, сигареткой угостишь?» – попытался хоть что-то выжать из меня Лёнька, но я ответил, что не курю. Он попрощался и повёз телевизор дальше, в сторону барахолки.
Я хотел было догнать Лёньку и поговорить с ним за жизнь, но так и не решился. Во-первых, я бы ничего не добился, а во-вторых, я косвенно был виноват в его проблемах, поэтому Лёнька мог рассчитывать на репарации, то есть брать в долг и не отдавать. Если бы я проявил интерес к нему, он бы непременно выклянчил у меня сто рублей. Но самое главное, почему я решил не начинать этот разговор, – потому что трус не имеет права читать мораль, а я был им по отношению к Лёньке. Я боялся его, потому что его жизнь стала адом. Она теперь вся крутилась вокруг одного слова – «мут-ки», и ничто, кроме них, уже не имело значения.
Говорю же, между мной и Лёнькой уже ничто не имело значения. Дружба кончалась, a In the End доигрывала ей некрологом. Я обогнул белую ротонду и вспомнил клип на эту песню, где группа выступает на готической башне: вокруг пустыня и мёртвые лианы, а по желтоватому небу летает кашалот. Снято в духе времени, дорого и красиво, но мне всегда клип казался недостойным песни. Слишком компьютерный для тех настоящих эмоций, которые я испытывал от In the End, но опять заиграл надгробный синтезатор – это был конец песни. Я остановился и посмотрел вдаль, ощущая сладкую, пронзительную грусть. Глотнул пива, и банка кончилась. Я смял её и пошёл к лавочке, около которой стояла мусорка.
9. A Place for My Head (Место для моей головы)
Я выкинул банку. Достал из рюкзака вторую и пшикнул. Огляделся. Никого. Стряхнув с лавки песок, сел и, глотнув пива, стал слушать девятую песню. Она началась незамысловато. С гитарного треньканья на восточный мотив. Когда перебор повторился четыре раза, его усилили тарелки, скретчи и басуха. Звук стал качёвей, но остался назойливым. В таком формате перебор повторился ещё четыре раза. Наконец грянул речитатив, как у Deftones, и всё затмил, но тюркская гитара продолжала зудеть на фоне. Я лениво почесал ухо. Зевнул и вдруг почувствовал себя уставшим и расшатанным. «Как Лёнька зимой две тысячи третьего», – подумал я, а Шинода подтвердил это в конце куплета…
I’m sick of the tension, (Я устал от напряжения,)
Sick of the hunger. (Устал от желания.)
I hate when you say (Я ненавижу, когда ты говоришь,)
You dorit understand. (Что ты не понимаешь.)
Кое-что