Он перечитал текст сообщения, но уже бездумно, вдруг ослабев от усталости и голода. И нажал кнопку. Несколько минут его шестьсот девяносто семь беспомощных слов застряли, слегка подрагивая, будто компьютер не знал, что с ними делать. Для Луча это было обычной практикой, как оказалось. Процесс передачи тянется каждый раз, и становится страшно, что на этом все и закончится. Потом слова его исчезли с экрана, и появилось сообщение:

      ОДОБРЕНО, ОТПРАВЛЕНО.

      8

      Вдохните поглубже и сосчитайте до миллиона

      При дневном свете все выглядит иначе. В сшиковском кафетерии, казавшемся таким заброшенным и жутким в долгие часы темноты, теперь кипела жизнь. Дым коромыслом. Стеклянная стена в восточной части здания, хоть и тонированная, пропускала столько света и тепла, что Питеру пришлось прикрыть лицо. Вся комната подернулась лучистой дымкой, в ней кофейные автоматы превратились в украшенные драгоценностями скульптуры, алюминиевые стулья мерцали, будто отлитые из благородного металла, журнальные стойки обернулись зиккуратами, лысые головы – фонарями. Человек тридцать-сорок собрались здесь, они ели, болтали, подкреплялись у стойки кофейного бара, покатывались со смеху, сидя в креслах, размахивали руками над столами, повышали голос, чтобы перекричать голоса остальных. Большинство было одето в белое, как и сам Питер, только без большого чернильного распятия на груди. Черных лиц было довольно мало, среди них был и Би-Джи. Би-Джи не обратил внимания на появление Питера, он был увлечен оживленной беседой с мужиковатой белой женщиной. Грейнджер нигде не было видно.

      Питер шагнул в толчею. Музыка по-прежнему транслировалась из репродукторов, но теперь тонула в гомоне и галдеже, Питер не мог определить, то ли это все та же документальная передача про Пэтси Клайн, то ли электронная диско-песня, то ли классическая пьеса. Просто еще один голос в общем гуле.

      – Эй, пастор!

      Это был тот самый негр, метнувший ему в прошлый раз брусничный маффин. Он сидел за тем же самым столиком, что и вчера, но с другим приятелем – белокожим толстяком. По правде сказать, оба они были толстяками – и вес у них был одинаков, и черты похожи. Такое сходство лишний раз напоминало о том, что, несмотря на варианты пигментации, все человечество принадлежит к одному и тому же биологическому виду.

      – Приветствую! – сказал Питер, подхватывая стул и присоединяясь к ним.

      Толстяки вытянули шею и вгляделись в чернильную графику на его груди, но, убедившись, что это только крест, а не то, что они были бы не прочь прокомментировать, вернулись в исходное положение.

      – Как дела, чувак? – Чернокожий парень протянул Питеру руку.

      На рукаве рубахи, у самого локтя, пестрели математические формулы.

      – Прекрасно, – ответил Питер.

      Он как-то никогда не задумывался раньше,