В пиршественном зале дворца мне доводилось бывать и раньше, но только когда он был пуст. Огромный зал занимал целое здание от стены до стены (сам царский дворцовый комплекс включал в себя множество строений) и открывался в сторону внутренней гавани, куда спускались широкие ступени. Он всегда казался мне блестящей пещерой. Когда я пробегала по залу, мое отражение множилось на полированных плитах полов и рядах колонн. Потолок терялся в тени высоко-высоко.

      Но сегодня вечером пещера сияла светом, и я в первый раз смогла разглядеть вызолоченные кедровые потолочные балки. И шум! Звуки толпы – со временем они станут для меня привычными – обрушились на мои уши, как удары. Зал заполнили люди; их было так много, что я остановилась и уставилась во все глаза на толпу.

      Перед тем как выйти к гостям, мы, царское семейство, собрались на вершине маленькой лестницы. Мне хотелось взять отца за руку и спросить: неужели там целая тысяча человек? Но он стоял впереди меня, рядом с ним находилась мачеха, и задать вопрос я не смогла.

      Мы ждали, когда трубы возвестят о нашем появлении. Я внимательно рассматривала гостей, гадая, которые из них римляне и как они выглядят. Примерно половина собравшихся была одета в традиционные, свободно спадающие одеяния, а многие мужчины носили бороды. Но другие… Те были гладко выбриты, с короткими волосами, а их одеяния представляли собой либо странные драпировки (мне показалось, будто они завернуты в простыни), либо военную форму: нагрудники и короткие юбки из кожаных полосок. Очевидно, это и есть римляне. Остальные – египтяне и греки из Александрии.

      Трубы зазвучали, но с другого конца зала. Отец не шелохнулся, и вскоре я поняла почему: трубачи возвещали о появлении Помпея и его свиты. Когда они выплыли к центру зала, я узрела полный набор регалий римского военачальника самого высокого ранга. На Помпее красовался нагрудник из чистого золота, плащ его был не красным, как у других, а пурпурным, на ногах – не сандалии, а особенные закрытые сапоги. В общем,