Гляди: не бал, не маскарад,

      Здесь ночи ходят невпопад,

      Здесь от вина неузнаваем,

      Летает хохот попугаем.

      Здесь возле каменных излучин

      Бегут любовники толпой,

      Один горяч, другой измучен,

      А третий книзу головой.

      Любовь стенает под листами,

      Она меняется местами,

      То подойдет, то отойдет…

      А музы любят круглый год.

      Качалась Невка у перил,

      Вдруг барабан заговорил —

      Ракеты, выстроившись кругом,

      Вставали в очередь. Потом

      Они летели друг за другом,

      Вертя бенгальским животом.

      Качали кольцами деревья,

      Спадали с факелов отрепья

      Густого дыма. А на Невке

      Не то сирены, не то девки,

      Но нет, сирены, – на заре,

      Все в синеватом серебре,

      Холодноватые, но звали

      Прижаться к палевым губам

      И неподвижным, как медали.

      Обман с мечтами пополам!

      Я шел сквозь рощу. Ночь легла

      Вдоль по траве, как мел бела.

      Торчком кусты над нею встали

      В ножнах из разноцветной стали,

      И тосковали соловьи

      Верхом на веточке. Казалось,

      Они испытывали жалость,

      Как неспособные к любви.

      А там, вдали, где желтый бакен

      Подкарауливал шутих,

      На корточках привстал Елагин,

      Ополоснулся и затих:

      Он в этот раз накрыл двоих.

      Вертя винтом, бежал моторчик

      С музыкой томной по бортам.

      К нему навстречу, рожи скорчив,

      Несутся лодки тут и там.

      Он их толкнет – они бежать.

      Бегут, бегут, потом опять

      Идут, задорные, навстречу.

      Он им кричит: «Я искалечу!»

      Они уверены, что нет…

      И всюду сумасшедший бред.

      Листами сонными колышим,

      Он льется в окна, липнет к крышам,

      Вздымает дыбом волоса…

      И ночь, подобно самозванке,

      Открыв молочные глаза,

      Качается в спиртовой банке

      И просится на небеса.

      Вставали горы старины,

      Война вставала. Вкруг войны

      Скрипя, летели валуны,

      Сиянием окружены.

      Чернело море в пароход,

      И волны на его дорожке,

      Как бы серебряные ложки,

      Стучали. Как слепые кошки,

      Мерцая около бортов,

      Бесились весело. Из ртов,

      Из черных ртов у них стекал

      Поток горячего стекла,

      Стекал и падал, надувался,

      Качался, брызгал, упадал,

      Навстречу поднимался вал,

      И шторм кружился в буйном