Добрыня вел меня узкими улочками города, ведя себя как заправский экскурсовод. Не хватало только высокого флажка и знаменитого «посмотрите направо-посмотрите налево». Парня распирало от собственной важности, от осознания того, что и он может удивить гостью самого князя Миргородского. Которая ему казалось каким-то клубком чудес: то, как она одевалась, говорила, как держала себя. Чуял он, что гостья наверняка из знатных, но при этом вела себя с парнями просто, а обучала и умела так, что вообще глаза к затылку лезли! Страсть как хотелось узнать, что за страна такая, где бабы так лихо умеют мужиков оземь бросать. С одной стороны она знала так много, а с другой – дивилась глупостям всяким: нарядам горожан, лавкам, домам деревянным. Приходя в неописуемый восторг, становилась похожа на простую девчонку, ошалевшую от содержимого лотка коробейника. Нешто у них в городе такого нет? Прохожие ей отвечали изумленными рожами, бабы останавливались и начинали тыкать пальцами, хватаясь за толстые потные щеки. Где ж это видано: баба простоволосая, да в портках мужских! Но стоило только княжьей гостье бросить на них пронизывающий взгляд и приподнять одну бровь, как любопытных сдувало напрочь. Силой от нее веяло.

      Звон наковальни мы услышали задолго, несмотря на городской гвалт и крики торговцев. Рубан был известным на весь город кузнецом, хотя его и не любили за высокомерный и склочный характер. Знал он себе цену и весьма кичился умением своим.