На следующее утро в метро я чувствовала, что меня, прежней, нет, я теперь другая, сама себе странная. Но, после перехода в автобус, возникла насмешка над собой, поняла, что имею право делать всё, что захочется. Например, не ехать на работу, щелкнуть кого-нибудь по носу, лучше не кого-нибудь, а начальника. А могу и поехать на работу, кругом будут знакомые люди, я буду им вроде как улыбаться. Но прежней меня нет.

      Вот так овцы спасли меня, и через пару месяцев я ушла от своих студентов и уехала работать в астрономическую обсерваторию на Тянь-Шане, к незнакомым людям и спасительным баранам. Чтобы кончить анализ случившегося: я открылась, я полюбила, он стал мне самым близким человеком, но тело моё не желало в этом участвовать, оно мне не подчинялось. Тело продолжало воспринимать физическую близость, как наказанье. Ну, что ж, бывает.

      Объяснилась? Отнюдь. Перенести событие на бумагу еще сложнее, чем на слова в голове. Но анализировать дальше западло. Я – княжна, брошенная в воду. Я – Кунигунда из Ганы. Я джинтай – последний житель Джамалунгмы..

      Через тридцать лет

      Он пришел ко мне в гости. Пили чай, он сидел боком, часто поворачиваясь ко мне и улыбаясь. Объяснил, что беды мои вовсе не беды. Вот у него была беда: он влюбился в девочку на три года старше, и однажды на катке, когда он подъехал к ней, она взяла его в охапку и с силой посадила на лед. «Вот беда, так беда», завершил свой рассказ и сделал смешную трагическую гримасу.

      В это время я попросила его передать мне сахар. Он вскочил, сделал прыжок и, схватив сахар, поднес его двумя руками.

      Ужин окончен. Он вышел на кухню помыть посуду, оставив свое ласковое лицо у меня в глазах. Я отправляюсь на балкон. Передо мной в темном закатном свете на фоне густой зелени больших деревьев высокая, выше третьего этажа, кирпичная стена необыкновенной красоты.

      Мне захотелось, чтобы он был рядом, касался меня, и я сказала бы ему то, что он так часто говорил мне: «Смотри, как красиво».

      Проснулась и услышала тяжелый металлический скрежет, идущего вверх лифта за стеной. Он вздыхал от старости, сетуя на нелюбовь монтажников, отдавших новый лифт своему начальнику, и наспех собравших его из старых ржавых железок. Без любви даже умереть невозможно.

      Продолжение того, как овцы съели цветы

      Вот этот день. Апрель. Тянь-Шань. Как я выскользнула из этой вонючей, скользкой, двусмысленной Москвы…

      Что, это всё правда? То, что тогда было – уникально, потому что никогда больше не будет. Оно притягивает, оно интригует. Кажется, немного сосредоточься, и ты там. Но попадаешь всегда в другое место. Что изменилось? – Всё.

      И солнца чернеют осколки

      В эти апрельские дни жизнь