Случилось то, чего я всегда боялась.

      Я потеряла работу. Снова. Всё мой кошмарный характер и неумение держать язык за зубами. Люди мудреют с годами, а я… Я только нарабатывала опыт. Да, специалистом я была отменным, и это всегда признавали. Но вот характер всё портил. Сколько я ни пыталась с ним работать – результата ноль. Что думала, то и говорила. В лицо. Всем. Невзирая на звания, чины и заслуги перед отечеством.

      Единственный, кто мог держать меня в узде, мой муж, давно предупреждал, что, если я не возьмусь за себя всерьёз, останусь без работы. И, что принципиально, содержать меня он не будет. В воспитательных целях, так сказать. Ну, вроде того: хочешь кушать – учить сначала думать, а потом говорить.

      И когда меня уволили в очередной раз, домой я плелась, как на Голгофу. Знала же, чувствовала: что-то будет.

      Такого скандала у нас не случалось за пятнадцать лет брака. Он бросал в меня колкие, ядовитые фразы, полные боли, и я, даже в огне собственного бешенства, видела, как ему плохо, как он страдает от того, что я снова наступила на давно знакомые и любимые грабельки. Он ругался. Я рыдала от обиды и швыряла в ответ злые, черные, пахнущие ядом и кровью слова.

      – Как же ты меня достала, – наконец простонал он и уронил лицо в дрожащие ладони. – Ты портишь жизнь себе, ладно, сама себя не жалеешь, так хоть о ребёнке подумай. Легко ли ему слушать, что о тебе говорят, тем более в таком возрасте? Сколько я буду его успокаивать и объяснять, что мама на самом деле добрая, просто вспыльчивая очень? Ничему же ведь не учишься! Ничему!

      Упоминание о ребёнке добило меня окончательно. Словно в сердце выстрелили. Жгучее чувство вины пронзило насквозь, дыхание сбилось: кислород словно отказывался поступать в лёгкие. Я застыла, не в силах ни сделать вдох, ни сказать что-либо в ответ. А что говорить? Он прав. Я не только невоспитанная и неуравновешенная, я еще и хреновая мать. Без меня всем будет только лучше.

      Как в угаре, я схватила с вешалки куртку и, как была, в джинсах и футболке, выбежала из дому, успев лишь сунуть ноги в сапожки, так и валявшиеся у двери, потому что, увлечённая скандалом, я так и не убрала их в шкаф. Метнулась на улицу. Апрельский ветер был ещё прохладен и неласков, но его порыв вернул мне дыхание, а с ним и очередной приступ рыданий.

      Полночи я бродила по городу, плача и глотая прямо из горла