Оттепель как неповиновение. Сергей Чупринин
Читать онлайн книгу.
в последующие десятилетия немалый редакторский и организационный опыт, Зоя Александровна не только любила писателей, но и знала, как с ними обращаться: вела делопроизводство, сговаривалась с авторами и типографией, выдерживала рабочий график и сама много редактировала; булгаковскую «Жизнь Мольера» в частности.
Хотя не все, конечно, у кооператоров выходило гладко. Предложенные Б. Пастернаком стихи, например, они то ли сами не рискнули взять, то ли не сумели провести сквозь редакторское сито Гослитиздата. Но самой большой проблемой неожиданно стала так называемая «крупная проза».
Схватились за роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым». Эта рукопись, «с жестами брезгливого возмущения» отвергнутая панферовским «Октябрем»26, была вроде бы принята симоновским «Новым миром», но шла к печати так долго и с такими мытарствами, что потерявший терпение автор втайне передал ее Казакевичу. И этот поступок, став явным, решил дело: Симонов, – по словам Дудинцева, —
закричал: «Немедленно засылайте в набор! Сейчас же чтобы был заслан в набор!» И роман был заслан в набор в «Новом мире». Тут же он сел и написал письменный протест в секретариат Союза писателей с жалобой на Казакевича, который переманивает авторов «Нового мира». <…> Одним словом, роман там пошел27.
Вышел он там, правда, не сразу – только в восьмом-десятом номерах за 1956 год, то есть спустя уже несколько месяцев после выпуска «Литературной Москвы». Но тогда, в конце 1955-го, кооператоры оказались вдруг на безрыбье. И ситуацию спас сам Казакевич, вынув из «Знамени» свой уже принятый В. Кожевниковым роман «Дом на площади» и поставив его на опустевшее место «крупной прозы».
Те, кто от кооператоров стояли поодаль, это решение главного редактора осудили. «Совсем дикие люди, – раздраженно заметила, например, Анна Ахматова. – Казакевич поместил 400 страниц собственного романа. Редактор не должен так делать. Это против добрых нравов литературы»28.
Да плюс ко всему и самому Казакевичу его безупречно нормативный роман казался уже устаревшим, своего рода данью прошлому, впрочем, по сути обязательной. «Что же делать, нам все равно не обойтись без социалистического реализма», – сказал он Каверину29. А Тендрякову уже весной 1956 года заметил: «Пока я его <роман> писал, время перепрыгнуло через меня. <…> Во всяком случае я „Домов на площади“ строить больше не буду!»30
Чтобы поспеть с подарком к открытию XX съезда КПСС, надо было торопиться. 31 января 1956 года весь массив «Литературной Москвы» сдали в набор, и, – вспоминает В. Тендряков, – «члены редколлегии установили дежурство в типографии на Валовой, считывали чистые листы»31, а 17 февраля, когда съезд уже шел, но за неделю до секретного хрущевского доклада о культе личности, сборник был подписан к печати.
52 печатных листа, 832 страницы убористого текста. Стотысячный тираж. Все, что полагается, на месте – и писательское начальство в лице К. Федина, А. Суркова, К. Симонова, С. Михалкова, и проверенные классики Н. Асеев, С. Маршак,
«Все члены редколлегии, – рассказывает Д., – встали, а я там тоже сидел – я тоже встал, и все, стоя, проголосовали против печатания моего романа…» (
Там же.