К голосу прибавились медленные, до боли знакомые шаги, и вскоре я буквально каждой клеточкой тела почувствовала раздражение и гнев, исходящие от мужчины.

      – Ты понимаешь мою речь? – пророкотал голос прямо над моей макушкой.

      Я хотела ответить, правда… Вот только страх, липкой змеей пробравшийся до самой глотки, не позволял этого сделать.

      До скрежета зубов неприятно признавать, но я боялась его. Боялась Хана. Такого знакомого и одновременно такого чужого… Сердце тянулось к нему с неимоверной силой, но вот инстинкты буквально вопили о том, что этот мужчина представляет для меня серьезную опасность.

      Я не знала, что он может сделать со мной за неповиновение его приказу. Казнить нельзя помиловать – так было в сказке? Только вот в жизни есть вещи и похуже казни, и одно осознание этого вгоняло меня в дрожь.

      Поняв, что я не тороплюсь отвечать на его вопросы, Хан медленно обошел меня по кругу, и склонившись прямо к моему лицу, рыкнул:

      – Не прикидывайся овечкой, я знаю, что ты выучила наш язык!

      Стиснув кулаки и до боли закусив изнутри щеку, я невольно отвела взгляд в сторону, не желая сталкиваться с полными бешенства глазами каана. Удивительно, но помимо страха я начала испытывать еще и дурацкое чувство стыда и несправедливости, ощущая себя шкодливым ребенком, пойманным взрослым на очередной шалости.

      Ненавижу это чувство. Ненавижу ощущать себя беспомощной.

      – Не отводи взгляд, Шулам!

      А вот это было огромной ошибкой…

      Меня буквально передернуло. Сделав шаг назад, я вернула Хану презрительный взгляд, и процедила:

      – Не смей меня так называть! У меня есть имя!

      Черная бровь взлетела вверх, а губы, перечеркнутые свежей царапиной, резко выпалили:

      – Пока что ты не заслужила его, Шу-ла-м, – последнее слово было произнесено нарочито медленно, – Не будь ты упрямой ослицей, нарушающей мои приказы, то я бы вернул тебе его. Своим неповиновением ты сама лишила себя имени.

      Меня буквально трясло от бешенства и возмущения, но было в глазах мужчины что-то такое, что заставило меня в этот раз придержать язык за зубами. Здесь я всего лишь бесправная наложница, и вряд ли могу рассчитывать на какую-либо жалость или сочувствие с его стороны.

      Сделав несколько глубоких вдохов, я покорно опустила взгляд, и недовольно выпалила:

      – Мне пришлось уйти, но я не собиралась никуда бежать.