Она никогда не встревала в авантюры. Ни в какие. Образцово-показательный ребёнок, вечная отличница – сегодня она ощущала себя так, будто укололась. Или выпила с утра. Что-то в жизни кренилось, её куда-то несло, фундаментальные пласты задвигались, проложив посередине трещину.

      Ирине даже не могла понять, нравится ли это ей. Нравится – с одной стороны. С другой – река жизни вдруг стало слишком бурной, её куда-то несло. Но ведь если хочешь острых ощущений, садись в лодку, начинай грести, чтобы не утащило в потоке.

      Грести Ринка училась впервые. И слишком резко.

      – Я же вернусь… за одеждой? – спросила бородача, когда вышла из пустой комнаты обратно в прихожую.

      – Конечно, вернёшься. Я её целлофаном прикрою, чтобы не запылилась.

      Уже хорошо.

      Ей бы спросить, куда она попала, чьё место заняла. Что её ждет в следующие два-четыре часа, но как спросить и не выдать себя? И волнение, конечно же, отразилось на лице.

      «Администратор» хмыкнул:

      – Да не волнуйся ты, – будто мысли прочитал, – к вечеру будете дома. Может раньше. Александер о тебе позаботится. И да, оплата по выполнению задачи. Наличными на руки, как договорились.

      Оплата? За что?

      Вопросов слишком много, ответов ноль. Ещё можно сбежать, сказать, что её приняли за другую, и Ирине, как вечный тугодум, открыла рот.

      Но тут вновь показался он – её греческий Бог. Жёсткий, неулыбчивый Александер. В футболке, открывающей накачанные руки, с этой его неповторимой, сворачивающей её в узел, аурой.

      Спросил:

      – Идём?

      И она, удивив себя в который раз за день, кивнула.

      Они ехали за город.

      Однозначно в какую-то глушь, потому что сначала кончилась городская, после сельская местность – по обочинам поплыли леса.

      Ринка истерзала себя предположениями о том, что случится дальше, её фантазии попросту не хватало. К тому же страх. Пополам с возбуждением, потому что руки у водителя, лежащие на руле и рычаге переключения скоростей (по всей видимости, Александер с презрением относился к «коробкам-автоматам») были красивыми, мужскими. Как и всё остальное. Было бы верным сказать сейчас: «Я не та, за кого вы меня приняли», и тогда он, скорее всего, развернёт машину, отправит её домой.

      Ирине этот крайне логичный вариант отчаянно не подходил. Будто не лез круглый шарик в фигурную квадратную прорезь замочной скважины. Она, совершая сейчас то, чего не совершала никогда, – ехавшая с незнакомым человеком и выдававшая себя за другую личность, – вообще выпала в параллельную реальность. И язык присох к нёбу. Её раздражала новая одежда, будто на неё натянули не вещи, но чужую кожу, и теперь предстояло играть роль, как в театре. Ринка неожиданно