Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга третья. Евгений Иванович Пинаев
Читать онлайн книгу.
шестерых удалось спасти. Словом, не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты. Пришлось объяснить дядям, что «Памир» погубила жадность и некомпетентность при погрузке зерна.
– Прочитал им лекцию, – продолжил капитан, – а потом нажал на патриотизм, напомнил о Крузенштерне и Беллинсгаузене, Головине и Лисянском – всех перечислил, добавив, что и они на утлых судёнышках прославили Россию. И нам бы надо воспитывать будущих капитанов не в тепличных условиях, а на океанском ветру, под парусами.
Рассказ Чудова я передал со слов Стаса и Пети Груцы. Они довольно скупо поведали мне о прошлогоднем рейсе в Атлантику и об осенней пробежке в Балтике, но сказанного было достаточно для выводов и сравнений. Порадовала настойчивость флаг-капитана, добившегося того, что теперь и Мишка Гараев мог повторить их прошлогодний маршрут. Главное, как нас встречали в Зунде! Для морских народов баркентины по-прежнему оставались «дворянством морей», выходит, и мы, команда, в какой-то мере – «высшая знать океанов»!
В Каттегате, при добром ветре, курсанты начали приходить в себя. Многие ещё укачивались, но без сильных приступов морской болезни, какие выворачивали наизнанку в родной Балтике. Крохотный Юрочка Морозов, изъявивший желание работать на фор-бом-брам-рее, вообще не знал, что такое морская болезнь, а второкурсник Селезнёв, он же старшина первой вахты, любил подшучивать именно над этим цыплёнком. Однажды, начитавшись Лухманова, он устроил Юрочке то ли допрос, то ли экзамен по «Солёному ветру».
– Борщ могишь сварить? – грозно спрашивал он голосом капитана дубка или фелюки. – А на бабафигу лазил?
– Лазил, отвяжись! – отвечал строптивый малыш, узнавший что такое «морской прикуп». – И борщ сварю – подумаешь!
– А кашу? – не отставал старшина. – И бишкет зажарить могишь? Ага, могишь, тогда тебе место у Миши на камбузе.
Книгу известного капитана-парусника читало большинство наших школяров, поэтому очень скоро на «Меридиане» установилась мода на итало-греческую терминологию, принятую на черноморских шхунах ещё при царе Горохе. Теперь курсачи называли корму «пупой», нос «провой», якорь превратился в «сидеро», цепь его – в «кадину». То же и с парусами. Фок стал «тринкетом», фор-марсель – «парункетом», но самым большим спросом пользовалась «бабафига» – фор-брамсель.
К Юрочке больше не приставали. Думаю, из уважения. Ведь он, самый маленький, самый щуплый и безотказный, работал даже выше «бабафиги». К тому же он не был сачком, как некоторые верзилы. В мореходку пришёл со школьной скамьи, после семилетки. Мечтал и добился своего. Первый рисунок я сделал с него – вперёдсмотрящего, прижавшегося к фок-мачте с большим биноклем в руках. За этим занятием меня застал капитан и…
– Гараев, зайди ко мне. Есть для тебя зама-анчивое предложение! – с чувством сказал кеп, но я подумал, что мне опять предложат какую-нибудь обузу.
Я не ошибся, но капитанская просьба – тот же приказ, обязательный для