Тебя скрывали туманы,

      И самый голос был слаб.

      Я помню эти обманы,

      Я помню, покорный раб.

      Тебя венчала корона

      Еще рассветных причуд.

      Я помню ступени трона

      И первый твой строгий суд.

      Какие бледные платья!

      Какая странная тишь!

      И лилий полны объятья,

      И ты без мысли глядишь…

      Кто знает, где это было?

      Куда упала Звезда?

      Какие слова говорила,

      Говорила ли ты тогда?

      Но разве мог не узнать я

      Белый речной цветок,

      И эти бледные платья,

      И странный, белый намек?

      Брожу в стенах монастыря,

      Безрадостный и темный инок.

      Чуть брезжит бледная заря, —

      Слежу мелькания снежинок.

      Ах, ночь длинна, заря бледна

      На нашем севере угрюмом.

      У занесенного окна

      Упорным предаюся думам.

      Один и тот же снег – белей

      Нетронутой и вечной ризы.

      И вечно бледный воск свечей,

      И убеленные карнизы.

      Мне странен холод здешних стен

      И непонятна жизни бедность.

      Меня пугает сонный плен

      И братий мертвенная бледность.

      Заря бледна, и ночь долга,

      Как ряд заутрень и обеден.

      Ах, сам я бледен, как снега,

      В упорной думе сердцем беден…

      Пробивалась певучим потоком,

      Уходила в немую лазурь,

      Исчезала в просторе глубоком

      Отдаленным мечтанием бурь.

      Мы, забыты в стране одичалой,

      Жили бедные, чуждые слез,

      Трепетали, молились на скалы,

      Не видали сгорающих роз.

      Вдруг примчалась на север угрюмый,

      В небывалой предстала красе,

      Назвала себя смертною думой,

      Солнце, месяц и звезды в косе.

      Отошли облака и тревоги,

      Все житейское – в сладостной мгле,

      Побежали святые дороги,

      Словно небо вернулось к земле.

      И на нашей земле одичалой

      Мы постигли сгорания роз.

      Злые думы и гордые скалы —

      Все растаяло в пламени слез.

      Я, отрок, зажигаю свечи,

      Огонь кадильный берегу.

      Она