Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости. Николай Коняев
Читать онлайн книгу.
государство государя, то можно было и кроме моего сына, а вы это теперь сделали без моего ведома.
– Царственное дело ни за чем не останавливается, – дипломатично отвечал Желябужинский. – Хотя бы и ты, великий господин, на Москве был, то и тебе было переменить того нельзя, сделалось то волею Божиею, а не хотеньем сына твоего.
– То вы подлинно говорите, – вынужден был согласиться Филарет, – сын мой учинился у вас государем не по своему хотенью, изволением Божиим да вашим принужденьем… – И, повернувшись к Сапеге, прибавил: – Как было то сделать сыну моему? Сын мой остался после меня молод, всего шестнадцати лет, и бессемеен, только нас осталось – я здесь да брат мой на Москве один, Иван Никитич.
– Чего вы имя Божие призываете?! – грубо вмешался в этот разговор Сапега. – Всем известно, что это казаки-донцы и посадили сына твоего на Московское государство государем!
– Что ты, пан канцлер, такое слово говоришь! – возразил Желябужинский. – То сделалось волею и хотеньем Бога нашего, Бог послал Духа своего Святого в сердца всех людей.
Действительно ли, Желябужинский так смело говорил с канцлером Львом Сапегой, или он, составляя отчет для московских бояр, прибавил себе находчивости, неизвестно, но реакция Филарета, как нам представляется, передана им без искажения.
В принципе, хотя Филарет и знал о выборах, на победу сына не рассчитывал.
Это подтверждается и «конституционным», как едко заметил В.О. Ключевский, порывом Филарета. Узнав о созыве избирательного Собора в Москве, он писал тогда, что восстановить власть прежних царей – значит подвергнуть Отечество опасности окончательной гибели и он скорее готов умереть в польской тюрьме, чем на свободе быть свидетелем такого несчастья…
Ну и преуменьшать опасности, в которой оказался Филарет после избрания Михаила, тоже нельзя.
Воистину двусмысленное положение… Он выпрашивает у польского короля послать сына на царство в Москву, а тем временем царем там становится его собственный сын.
Разговоры, что все это совершилось Божией волей, поляки, как мы видим, не принимали.
Любопытно, что Филарет, то ли сглаживая смелую находчивость Желябужинского в разговоре со Львом Сапегой, то ли пытаясь разжалобить поляков, начал рассказывать другому своему приставу, пану Олешинскому, о гонениях, которые обрушил Борис Годунов на его семейство…
– Нас царь Борис всех извел: меня велел постричь, трех братьев велел задавить, только теперь остался у меня один брат Иван Никитич.
– Для чего царь Борис над ними это сделал? – спросил Олешинский у Сапеги.
– Для того, – отвечал Сапега, – чтоб из них которого брата не посадили на Московское государство государем, потому что это были люди великие и близки к царю Федору.
Ответ канцлера удовлетворил пана Олешинского.
– На весну пойдет к Москве королевич Владислав, а с ним мы все пойдем Посполитою Речью, – сказал он Желябужинскому. – Владислав-королевич учинит вашего митрополита патриархом, а сына его