Схватил я её за эту козлячью шубейку, приподнял над землёй чуток и спрашиваю:

      – Какого это хрена ты делаешь, золотко?

      У неё глаза по пять копеек. Лили в руке моей болтается, как лягушка, волосы на лицо упали, смешно, но мне, бля, теперь уже не до смеха.

      – А, я, я, это, кажется… думала там, про машины почитать есть что-нибудь, вот хочу узнать всё подробно о деле своего мужчины, – проблеяла, как овца.

      А во мне по крохе ярость закипает.

      – Такими темпами, малышка, мне твоим мужчиной не стать. Говори, сука, что искала? Вон там, камера, я видел, как ты тут по шкафам копошилась. Говори, сука, на кого работаешь?

      – Ни на кого клянусь, просто про машины…

      – Заткнись, – процедил сквозь зубы.

      Что-то озверел я, когда увидел её горячий энтузиазм порыться у меня в кабинете. Я себе такого не позволяю. Потянул её за шкирку из кабинета, только в другую дверь, не в ту, из которой она меня ждала. Я вошел через боковую, пока она в шкафу рылась.

      Злость закипает не на шутку, давно я так не злился. Рука тянется смазать по лицу и тряхнуть, чтоб мозги на место встали.

      Досада, однако. Чтоб та баба, именно которая мне понравилась, и оказалась крысой. Полный пиздец. Потянул по тёмному коридору. Крошка молчит, не трепыхается… Открыл дверку и толкнул туда любимую, а походу, теперь уже нет.

      Она ручонками в стену опёрлась, чтоб не упасть на своих ненормальных сапожках. Нет, я понимаю зимой надень шубу и сапоги, но, бля, к чему тут ещё шорты. Но вопрос не об этом. Дверь я за собой закрыл. Тут у меня каморка, можно сказать, тайная. На всякий экстренный случай.

      – Ну, что, будешь сама рассказывать или сначала ребра посчитаем, – говорю свою любимую когда-то фразу.

      Глава 5

      Вот сейчас вообще не тот человек, который меня только вчера мяском накормить собирался, а потом ебал, как последнюю выжившую женщину на острове.

      Вот оно лицо истинного, прирождённого, жестокого убийцы. Перекошенное яростью и желанием не трахнуть, а раздавить, как блоху. Вот они ненавистные теперь черты. Запоминаю, чтобы смертельно ненавидеть.

      А я-то всё думаю, в таком теле и ласковое теля. А нет.

      Ошиблась, ого, как ошиблась. Может, даже и до смерти.

      Фёдор надо мной, как циклоп над принцессой, мощные руки на груди скрестил, хищно прищурившись, меня рассматривает. Только уже не так, как вчера. Не с желанием и не со страстью в глазах. Сейчас это холод. Взгляд волка, готового в горло вцепиться. А мне вдруг так захотелось вернуть того, вчерашнего, да что там, ещё сегодняшнего, но только до того момента, как я по шкафам полезла. Нет его, и, видно, уже не будет. Испарился ласковый Федя. Исчез. Остался монстр. Хладнокровный