Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга пятая. Евгений Иванович Пинаев
Читать онлайн книгу.
некогда изобразил моторист траулера «Креветка», а по совместительству поэт, Коля Клопов:
Года идут – маразм крепчает,
за летним зноем – вновь мороз:
былое думу согревает,
как детский тёпленький понос.
Франц Кафка мог позволить себе такое кредо: «Нет нужды выходить из дому. Оставайся за своим столом и прислушивайся. Даже не прислушивайся, жди. Даже не жди, будь неподвижен и одинок. И мир разоблачит себя перед тобой, он не сможет поступить иначе». Кафка так и поступал, потому что был Писателем. Домоседом, способным заглядывать за горизонт повседневности и видеть иные миры, быть может, живущие по законам парадокса. Писатель – великое слово, писательство – удел философов и мудрецов. Сочинитель – всегда непоседа. Он постоянно рыщет в поисках сахарной косточки. Он всеяден и только на склоне лет живёт, коли повезло, за счёт накопленного прежде жирка. Иногда на его долю выпадает удача. Тогда появляются «Приключения капитана Врунгеля» или «Старик Хоттабыч». Пример, как говорится, лишён чистоты, но каков есть. Сочинитель-эгоист, в отличие от сочинителя, живёт за счёт самоедства, постоянно употребляя в нужное время и в нужных целях ту или другую кость своего скелета. У сочинителя, между прочим, тоже имеется кредо, сформулированное Борхесом: «Писатель – или любой другой человек – должен воспринимать случившееся с ним как орудие; всё, что ни выпадает ему, может послужить его цели, и в случае с художником это ещё ощутимее: унижения, обиды, неудачи – всё даётся ему как глина, как материал для искусства, который должен быть использован». Хорхе Луис, правда, называет сочинителя писателем, но кто знает, может, ему виднее.
Древние считали: «плавать в море необходимо, жить не обязательно». Поверив хорошо сказанному, я живу на Урале, на берегу озера, которое называю своей Мини-Балтикой. Здешние сосны шумят точно так же, как их собратья с настоящей Балтики. А ежели утренний туманец, скрыв дальние сопочки, преподносит взору чуть ли не морской горизонт, то иной раз можно уверовать, что волен ты уплыть отсюда в «терра инкогнита», к черту на кулички. И тогда бдение над чистым листом бумаги даёт возможность «легко затеряться в солёном просторе», говорить с живыми и умершими, жить их жизнью. Я матрос с разбитого корабля, чудом оставшегося на плаву, матрос, привыкшей к травле на баке, а «травля» – всегда на потребу себе и обществу. Но как эгоист, я всегда переживаю и злюсь, если редакторы пытаются привести мой текст к своему знаменателю, к согласию со своим пониманием того, что должно быть «как надо» и чего не должно быть, что будет скучно для читателя, а что – интересно. Геннадий Прашкевич, когда затеял в Новосибирске журнал «Проза Сибири» (жаль, что тот быстро почил в бозе), шёл от обратного. И если что-то брал у автора, ни на йоту не отступал от текста, отдавая его на суд читателя, который всегда прав, отвергая или принимая предложенную стряпню.
Итак,