– Извините, мне хотелось бы уточнить.

      – Что именно?

      – У вас в голове насрано?

      – Да как вы со мной разговариваете!

      – Поверьте, я говорю с вами предельно вежливо.

      – Какая наглость и дерзость! Вы хам, мерзкий, отвратительный хам!

      Девушка в бирюзовом платье, с голубыми глазами ангела и очаровательными ямочками на щеках, попробовала, по правилам хорошего тона, покраснеть и возмутиться, но вместо этого заливисто засмеялась. Впрочем, она тут же опомнилась, прикрыла рот ладошкой и стыдливо опустила глаза, но было поздно – взоры присутствующих обратились на неё.

      – Милочка, вы бы постеснялись столь явно выражать своё восхищение, – ледяным голосом сказала тощая старуха в меховом манто.

      В декольте старухи, между обвисших, сморщенных грудей, висел небольшой кулон в виде раскрытой вагины, который она всё время поглаживала левой рукой, словно искала источник силы для своего угасшего женского начала.

      – Простите, – покраснела девушка.

      – То-то же, – благосклонно сказала старуха. – А вы, милейший, заткнули бы свой поганый рот и не разговаривали с достопочтенным господином Н. такими… такими… так… так…

      – Так верно, хотите вы сказать? – усмехнулся мужчина.

      – Да ничего такого я не хотела сказать! – возмутилась старуха.

      Сидевшие за столом, а было их, к слову, одиннадцать человек, не считая самого господина Н., девушки и старухи, прекрасно знали, что господин Н. сволочь, мерзавец, содомит и конченый идиот, привыкший с самым умным видом рассуждать обо всём на свете. Он облекал отсутствие мыслей в высокопарные, пространные фразы и мог целыми часами плести словесную паутину, не имеющую никакого смысла. Он говорил для того, чтобы говорить и ничего более, однако общество было слишком воспитанным, и сказать об этом вслух никто не мог.

      До этого дня.

      Лысый мужчина с женским лицом, ковырявший вилкой недоеденный кусок нежно-розового мяса, хмуро буркнул, глядя в тарелку:

      – Здесь не принято так выражаться, а тем более оскорблять кого бы то ни было.

      – Сказать правду не значит оскорбить, – возразил затеявший всё это.

      – Правда субъективна, – сказала женщина средних лет, с роскошными каштановыми волосами.

      – Правда одна, – насмешливо парировал ей первый мужчина, – всё, что не является правдой – ложь, не так ли?

      – В