– Я прямо умоляю вас, дорогой друг!

      В голосе Пьера было что-то большее, чем светская любезность.

      Мишель посмотрел на него с удивлением.

      – Я не отказываюсь от вашего милого предложения, – сказал он. – Я только думаю, что вам вдвоем, наверное, было бы гораздо интереснее. Вы меня приглашаете потому, что хотите меня развлечь. А потом и рады будете от меня отделаться, да уж оставить меня на дороге не сможете.

      – Одетт! – позвал Пьер. – Одетт! Иди уговаривай сама этого упрямца.

      Вошла Одетт, поколыхала своими черными, толстыми, как прутья, ресницами и сказала деловито:

      – Там у тебя на бюро пролилась чашка кофе и прямо на бумаги. Надо сейчас их встряхнуть или вытереть, а то они совсем расплывутся. Если бы не я, – обернулась она к Мишелю, – то прямо некому было бы присмотреть здесь за порядком.

      – О-о-о! – вскочил Пьер. – Мои бумаги! Ведь это, конечно, ты же вывернула на них кофе!

      Он сердито зашагал прочь из комнаты.

      Одетт села на диван, положила ногу на ногу, тщательно подобрав платье так, чтобы было видно нижнее колено, закурила папироску, вставив ее в длинный белый мундштук с порозовевшим от ее губ кончиком, подняла брови и сказала тоном деловой женщины:

      – Ужасно мне трудно с Пьером. Это такой ребенок! Я даже спрашивала совета у мужа – как можно вообще приучить человека к порядку. Но тот сам ничего не понимает.

      – А где сейчас ваш супруг? – не зная, что сказать, спросил Мишель.

      – В Лондоне. Нет, в Брюсселе. Словом, в каком-то городе, где есть Риц. Что вы на меня смотрите? Отель Риц. Отчего мужчины всегда все так туго понимают, – покачала она головой.

      Мишель виновато засмеялся.

      – Слушайте, друг мой, если вы действительно меня так горячо любите, как вы уверяете, то вы обязаны оказать мне эту услугу.

      Мишель никогда ее в своей любви не уверял, но отрицать не счел вежливым.

      – Эту услугу вы обязаны мне оказать, – продолжала Одетт и взглянула ему в глаза проникновенным взглядом. – Вы должны ехать с нами в Бордо. Сейчас праздники, и вам все равно в Париже делать нечего. Я берусь уговорить Пьера взять вас с собой.

      – Пьер меня уже пригласил, – сорвалось у Мишеля.

      – Неужели? – удивилась Одетт. – Ну, так он умнее, чем я думала. Для меня было бы ужасно ехать с ним вдвоем. Я его, конечно, обожаю. Но ведь я обожаю его уже два года… Пьер, – крикнула она в соседнюю комнату. – Пьер, сколько времени уже длится поэтическая сказка нашей любви? А?