6 апреля 2203, воскресенье

      Сегодня я родился. Еще с утра появилось это острое беспокойное чувство, что я сегодня родился. Давно забытое чувство. Из детства.

      Отец однажды сказал, что я родился весной, и несколько лет подряд, как весна, всю весну, от первых проталин до первой травы я старательно выбирал себе день рождения. Надо многое было учесть: погоду, степень распускания листьев, голоса птиц, свои собственные дела, время дня…

      Почему-то я выбирал закат. Наверное, потому что весною даже закаты обозначают начало.

      Написав эти строки, я понял, что надо было давно признаться себе: «Ты стар, тебе уже век. Ты прожил век. Ты прожил свой век. Найди во времени эту точку и скажи себе, наконец: тебе сегодня сто лет. Может, на год-два меньше, может, на год-два больше, но это неважно. И когда ты скажешь это себе, ты слезешь с Кондуктора, сбросишь на землю мешки, снимешь затем седло, подпорешь сыромятную кожу и вытащишь из-под луки тетрадь».

      В моем возрасте человеку пора уже иметь дом. Мой дом – седло. В моем возрасте человеку пора уже заготовить гроб. Мой гроб – тетрадь. И, наверно, пора.

      Разумеется, я не думаю рассыпать по этим белым страницам ни бренные свои кости (известняк, а не кости), ни сухие, как вобла, мышцы, ни дряблые лоскуты кожи. Человеку, чтобы умереть, нужен дом, да и ложиться надо ему в настоящий гроб.

      Сегодня я снял с Кондуктора два вьючных мешка, положил их посередине поляны, затем снял седло и достал тетрадь. Потому что сегодня я завершил свой путь. Это был долгий и смешной для старика путь. Все на север, на север, вместе с весной. С весной, с молодой травой. Но сегодня весна уйдет дальше, а мы с Кондуктором останемся здесь, потому что сегодня мы добрались до места, где когда-то я был рожден – вот здесь, у старой тропы богов на реке Полюсне, возле Живоедова брода, который сейчас почему-то называют Коровьим.