***

      Шах настигает меня быстро, я не успеваю сделать ни шагу. От неожиданности словно врастаю в этот пол, один только запах его парализует каждую мою клетку.

      – Ты должна подходить, когда я тебя зову.

      – Я вам ничего не должна! Я не ваша собака, чтобы приходить по первому зову!

      Змей усмехается, после чего резко хватает меня за руку, заворачивает ее мне за спину и наклоняет к бару, вдавливая в него животом. Больно, унизительно, сильно. Он склоняет меня перед собой, показывая мое место…Вокруг люди, орет музыка, но кажется, никому нет до нас никакого дела. Шах здесь хозяин, он может делать со мной, все что захочет. Мне никто не поможет, никто.

      Тело пробирает разряд оголенного тока от его прикосновения, кожа жжет огнем от ощущения его ладони на руке. Этот страшный мужчина высокий и такой сильный, а я…пытаюсь просто дышать.

      Нужно абстрагироваться, подумать о чем-то ином, представить себя в безопасном месте, как обычно, но с ним я не могу…ничего не получается! Змей поймал меня, как птичку и похоже, скоро разорвет меня на куски.

      – Отпустите! Я человек, я девушка! Так нельзя со мной!

      Вздрагиваю, когда Шах наклоняется, убирает волосы от моего уха, все еще продолжая крепко удерживать за руку и стоять за моей спиной. Я слышу его бархатный низкий голос и чувствую, как столешница до боли врезается в живот:

      – Ты для меня никто. Ни баба, ни сука собачья, ни даже вещь. Ты просто пустая кукла, шлюха общего пользования! Сутки прошли, ты вспомнила имена?

      – Нет, не вспомнила! Пустите, мне больно!

      Шах меня отпускает, но уйти не дает. Когда я поворачиваюсь лицом к нему, бандит кладет обе руки по обе стороны от меня, прижимая к барной стойке, загоняя в силки. Он очень высокий против меня, большой, сильный. Чувствую себя мотыльком, которого скоро наденут на булавку, расплющат и поднесут к лампе.

      Замираю, когда огромной рукой Шах берет меня за подбородок, поворачивая его на свету. Сканирует своими блестящими черными глазами, а после большим пальцем проводит по синяку, намеренно нажимая на него. До боли, до жжения в щеке.

      – Как только эта красота сойдет, я выпущу тебя на сцену, где тебя сможет любой купить и поиметь. Любой упырь, усекла? Я даже заплачу ему, блядь, чтобы тебя ебали самые отпетые уроды!

      Слезы застилают глаза, это все кажется каким-то жутким сном, от которого я никак не могу прийти в себя. Чудовище, предо мной стоит какое-то чудовище, а не человек, хотя кажется, они все такие. Нет хороших мужчин, это все сказки глупые, в которые я давно не верю.

      – Я не обижала вашу сестру. Я ничего не знаю. Правда.

      Шепчу ему, сдерживая слезы. Невольно волосы за ухо заправляю. Я так делаю всегда, когда вру. Не знаю почему, само так получается.

      Приходится высоко задрать голову, чтобы видеть лицо бандита. Строгое с угольной черной щетиной. Высокий, плечистый, крепкий. Он весь словно из стали вылит, но хуже всего его взгляд.