Тихие прикосновения. Сергей Валентинович Каштальянов
Читать онлайн книгу.
время. Погода как будто накопила остатки жары в плотную вату покоя в ожидании сезонных шумных пронизывающих холодных ветров подкрадывающейся зимы. Люди тоже стали меньше бегать по улицам и больше сидеть перед каминами и батареями отопления и на кухнях за горячим чаем. Со стороны дороги не свистели и не сигналили при обгонах, вечно спешащие беспилотные доставщики, везущие продукты в большой город, а стада личковушек не везли перегретых суетой города людей в тихие пригородные прохладные места на выходные, остывать от суеты вечно спешащего города. Безветренная немая тишина сгустилась до осязания, впитала все тепло и звуки, поглотила всю округу обморочной глухотой до самых дальних покрытых ранним снегом гор. В пригороде она уже поглощенная ею, все стихло и став оглушительно тихой закатными вечерами. С каждым вечером прохладное закатное солнце, тихо растворялось в мареве горизонта, все сильнее и сильнее засыпая до весны.
Они с Вари сидели на балкончике второго этажа и ожидали когда приедут родители из местного магазина. Они им сказали, что привезут торт, если они немного спокойно посидят на веранде. Они немного «посиживали». Вари рассказывала Мету, что она узнала о воспитательнице в садике. Мет с Вари теперь стал встречаться только вечером, после его школы и ее садика. А тут ещё родители переселили Вари в детскую на первом этаже, поставив для нее там кровать и перенеся туда все ее игрушки, и освободив Мету на втором этаже место для его школьного стола и тумбочек.
Вари рассказывала, что от воспитательницы "пахло" грустью и застарелой неприятной кисло-тусклой болью. Вари было болезненно это ощущать, и она решила «посмотреть», что так мучает добрую тетеньку. Воспитательница была хорошей с Вари и поэтому она решила ей помочь. Вари села в уголке на стульчик и закрыв глаза, она «вошла по лунной дорожке» внутрь воспитательницы и .. раз! … оказалась как у нее дома. Она не была физически у нее дома, но осознавала присутствие своего внимания именно в ее доме и задала себе вопрос – откуда ее грусть и как ответ, вошла в пространство квартиры, где стояла воспитательница и плакала, смотря на разбросанные вещи вокруг валяющегося на полу мужчины в грязной одежде. Плакала она от безысходности и усталости, так жить и нужно что-то делать, но ее сковывал непознаваемый ужас из ее далёкого прошлого, как будто ее увидит и осудит другая женщина из прошлого. Ужас выскакивал, оживая из черной глубины, безвозвратно прошедшего и пугал ее до дрожи и спазмов. Там внутри прошлого, она всегда была маленькой, скрючившейся от страха девочкой, на которую орал пьяный отец, размахивая огромным ремнем. Он не просто лупил ее, он ее лупил и запугивал ее, что выгонит ее из дома, до описывания. А потом снова лупил ее вонючим ремнем, приговаривая, что писать в одежду нельзя. И этот сковывающий безвыходностью парализующий ужас, и истерическое желание бежать, куда глаза глядят, растягивало ее на части, не давая что либо делать. Она теряла силы и снова замирала в своем бессилии от безволия, оставаясь пригвожденной этим ужасом на месте как умирающая бабочка пришпиленная булавками в коллекции. Но она не умирала, а вечно