Они оставили попытки заговорить о литературе и временно посвятили все внимание великолепным фруктовым пирогам, которые как раз подали. Но Элиот Мастер оглядывал общество, будучи совершенно доволен своей маленькой речью, каждое слово в которой прозвучало всерьез. Его кузен был абсолютно прав в том, что он не явился бы сюда из самого Бостона без страстного интереса к происходящему. Что же касалось характера Дирка, то пусть он был неотесан, но вовсе не глуп. По крайней мере, хоть что-то. Жену купца он лично не стал принимать в расчет. Остался юнец.

      Совершенно ясно, подумал Элиот, что этот малый хоть и красив, но небольшого ума. Сойдет для компании контрабандистов и матросни, а так – деревенщина. Он уверился, что Кейт, столь искушенная в беседах, никоим образом не может увлечься подобным типом. Успокоенный, он взял второй ломоть яблочного пирога.

      А потому был еще больше признателен за короткий разговор, которым завершился обед.

      Уже почти настала пора уходить. Кейт сделала все, чтобы развлечь своего кузена Джона. Она спросила его о любимых занятиях и выяснила, что больше всего ему нравилось на берегу, а еще лучше – на борту корабля. Действуя осторожно, она узнала некоторые подробности о бизнесе его семьи. Как многие подобные им купцы, нью-йоркские Мастеры брались за все подряд. Помимо владения несколькими судами, они располагали процветающей лавкой, производили ром – пускай из нелегально добытой мелассы – и даже страховали чужие корабли. Джон говорил скупо и тихо, но раз или два посмотрел ей в лицо, и ей пришлось приложить все усилия, чтобы не вспыхнуть под взглядом его небесно-голубых глаз. Правда, она так и не поняла, понравилась ли ему.

      Перед тем как они встали из-за стола, Дирк Мастер взял с ее родителя слово еще раз зайти, пока он в Нью-Йорке, и Кейт обрадовалась учтивому обещанию отца так и сделать.

      – Вы посмотрите весь суд целиком? – спросил купец.

      – От и до.

      – А мисс Кейт?

      – О да! – вдохновенно вторила она. – Отец озабочен королевской тиранией, но я приехала поддержать свободу прессы.

      Ее отец улыбнулся:

      – Моя дочь придерживается мнения поэта: «Убить хорошую книгу значит почти то же самое, что убить человека».

      Цитаты такого рода звучали изо дня в день в их бостонском доме.

      – «Кто уничтожает хорошую книгу, убивает самый разум», – не замедлила подхватить Кейт.

      Хозяин посмотрел на них обоих и тряхнул головой.

      – Звучит знакомо, но откуда это? – спросил он с искренним непониманием.

      Кейт удивила надобность напоминать. Это было сказано Джоном Мильтоном, автором «Потерянного рая». Цитата не из поэмы, а из памфлета, величайшей апологии свободы слова и печати всех времен и народов.

      – Это из «Ареопагитики» Джона Мильтона, – сказала она.

      – Ах да, Мильтона, – подхватил хозяин.

      Но юный Джон наморщил лоб.

      – Из Гаррия кого?.. – спросил он.

      Это случилось внезапно. Она не успела даже подумать и расхохоталась.

      А