Я остановил его рукою и спросил очень серьезно:

      – Как вы могли велеть, чтоб мне не давали лошадей? Что это за вздор – на большой дороге останавливать проезжих?

      – Да я пошутил, помилуйте – как вам не стыдно сердиться! Лошадей, вели лошадей, что ты тут стоишь, разбойник? – закричал он рассыльному. – Сделайте одолжение, выкушайте чашку чаю с ромом.

      – Покорно благодарю.

      – Да нет ли у нас шампанского?.. – Он бросился к бутылкам – все были пусты.

      – Что вы тут делаете?

      – Следствие-с – вот молодчик-то топором убил отца и сестру родную из-за ссоры да по ревности.

      – Так это вы вместе и пируете?

      Исправник замялся. Я взглянул на черемиса, он был лет двадцати, ничего свирепого не было в его лице, совершенно восточном, с узенькими, сверкающими глазами, с черными волосами.

      Все это вместе так было гадко, что я вышел опять на двор. Исправник выбежал вслед за мной, он держал в одной руке рюмку, в другой бутылку рома и приставал ко мне, чтоб я выпил.

      Чтоб отвязаться от него, я выпил. Он схватил меня за руку и сказал:

      – Виноват, ну виноват, что делать! Но я надеюсь, вы не скажете об этом его превосходительству, не погубите благородного человека.

      При этом исправник схватил мою руку и поцеловал ее, повторяя десять раз:

      – Ей-богу, не погубите благородного человека.