Китобоец «Эссекс». В сердце моря (сборник). Оуэн Чейз
Читать онлайн книгу.
хоть сколько-то продвинуться. Через час или два передышки, во время коей ужасы положения нашего нашли на нас с отчаянной силой, мы сделали резкое усилие и поставили паруса так, чтобы бот сам мог идти по курсу, и тогда мы опустились вниз, ожидая только течения времени, что принесет нам облегчение или же освободит из бед наших. Мы ничего не могли больше поделать, силы и дух ушли совершенно, и как, воистину, малые наши надежды могли в тогдашнем нашем положении привязать нас к жизни?
28 января. В это утро нашего духа едва хватило на радость от перемены ветра, который стал дуть с запада. Нам почти безразлично было, откуда он дул: нам ничего теперь не оставалось, кроме слабого шанса встретить судно: только эта слабая поддержка не давала мне лечь и умереть на месте. Но оставался запас провизии, ограниченный четырнадцатью днями, и было абсолютно необходимо увеличить это количество, чтобы прожить на пять дней дольше, поэтому мы ели от нее по требованиям урезывающей необходимости и предали себя целиком под водительство и распоряжение Создателя нашего.
29 и 30 января ветер продолжал дуть с запада, и мы изрядно продвигались до 31-го, когда он снова стал встречным и опрокинул все надежды наши. 1 февраля он снова сменился на восточный, а 2-го и 3-го на западный; и он был слабым и переменным до 8-го февраля. Страдания наши подходили тогда к концу, показалась поджидающая нас ужасная смерть, голод стал яростным и неистовым, и мы приготовились к скорому освобождению от бед наших. Речь и рассудок наши изрядно повредились, и мы в то время дошли до того, что стали, несомненно, самыми жалкими и беспомощными из всей человеческой расы. Исаак Коль, один из команды нашей, за день до того в приступе отчаяния опустился в лодку и решил спокойно дожидаться там смерти. Очевидно было, что у него не было шанса, в его голове все было темно, сказал он, и ни одного луча надежды не осталось в ней, и было глупостью и безумием бороться против того, что так ощутимо казалось установленным и определенным уделом нашим. Я смог увещевать его, насколько слабость и тела, и рассудка моего позволили мне, и то, что я сказал, казалось, на мгновение возымело изрядное действие: он сделал энергичное и резкое усилие, приподнялся, прополз вперед и поднял кливер, твердо и громко прокричал, что не сдастся, что он проживет столько же, сколько и остальные из нас, – но увы! – это усилие было ни чем иным, как минутным лихорадочным жаром, и вскоре он снова впал в состояние грусти и отчаяния. В этот день его рассудок помутился, и около 9 часов утра он являл собою зрелище безумия самое жалкое: ясно говорил обо всем, бурно требовал салфетку и воду, а потом вновь тупо и нечувствительно ложился в лодку и закрывал ввалившиеся глаза свои, словно при смерти. Около 10 часов мы вдруг осознали, что он замолчал. Бережно, как только могли, мы подняли его на борт, поместили на одно из сидений, накрыли какими-то старыми тряпками и предоставили