Каждый день – бесконечное при ключение. Пошли на пляж, который недалеко от дома. Все не мог нахвастаться, как там кайфово. Вчера там купался, было очень хорошо, чисто и пусто, но сегодня приплыли ебаные в рот медузы. Их было очень много, как шаров для боулинга в рассказе «Океан, полный шаров для боулинга». Было страшно заходить, пару огромных медуз приметил, прямо размером с голову и с красно-залупным ядром в центре, такая если тебя ужалит – наверняка карачун наступит. Смешно, что эта медуза с ядром была один в один пластинка одного из альбомов музыкальной группы, где я пою реп. Но ладно, все-таки занырнул и задел некоторых малюток. А потом не выдержал – схватил одну здоровую тварь и кинул на берег. Она была очень мерзкая и склизкая. Короче, это исповедь (худший жанр всех времен и народов) – сегодня я убил медузу, древнейшее животное, живучее, как мусор.

      Сидя на кровати, разминал икру и хлебал кофе с тумбочки. Мысленно составлял список дел на день. Переключился на разминку стоп, пытаясь отвлечься от одной из навязчивых мечт. С чашкой в руке стоял за шторкой (не доверяя этому балкону и виду): поочередно на левой и правой ноге. Вот так и увидел с восьмого этажа во дворе женщину. Она шла через сопку под плотно-серым небом по своим делам, но остановилась, чтобы секунд пятнадцать балансировать на одной ноге на тропе, ведущей к парковке. Так и застыла, аккурат между мусоркой и детской площадкой. Потом – сменила ногу. В руке у нее была бумажная чашка, а во рту сигарета. Вот так день начинается с этой странной рифмы, с этого двойника. Стоять на ноге через восемь этажей от человека, стоящего на ноге, – лучшее занятие для ищущего поэзии в этой ссанине дней.

      Женщина выпустила дым (в такую погоду, в дни тайфуна, он выглядел очень плотным) и продолжила путь.

      Было желание провести стрим – гадание по Акутагаве, даже уже анонсировал, но дочитал книгу, и последний рассказ (хотя в книге он был предпоследний – как знал, оставил почему-то именно его напоследок) «Зубчатые колеса» так надавал по ебалу, так впечатлил, что теперь не уверен, стоит ли по данному писателю гадать вообще. Понятно, что это просто игра – гадание в ютубе, но с некоторыми вещами такие игры плохи.

      Повезло, что, когда его дочитывал, в окно услышал мелодию колоколов, и концовка текста смягчилась благодаря этим нежным и глубоким звукам, разлетавшимся по району. Боль веков приглушилась, осталась тяжелая печаль, пронзительно-тоскливая мелодия литературы. Тем не менее решил, что нужно сходить в церковь, может быть, поставить свечку за этого тревожного самоубийцу и непосредственного модерниста. Да если не свечку, то хотя бы просто там постоять. Вроде бы за самоубийц свечки ставить нельзя, и души их не упокоятся никогда, но, может быть, вообще души поэтов никогда не упокоятся. Вместе с Ж. (она сейчас читает «Поправки» Франзена) прошли через парк прямо к храму; на стоянке дети играли с игрушечными ружьями.

      – О, они играют в войну! – удивилась Ж.

      Поднялись по ступенькам и попали внутрь. На входе рука вдруг дернулась и сама