Осень была теплой, кафе не разобрали свои летние террасы. Ахмет присел за столик, попросил чашку кофе и виски. Рядом остановилась передохнуть молодая турецкая пара. Девушка была в черном хиджабе, она улыбалась, как все молодые женщины, которых только что взяли замуж. Они поэтому и ходят закрытыми, для того и носят паранджу, чтобы хвалиться подружкам: «Вау! Я замужем!» Девушка закинула ногу на ногу, под черной тканью показались кроссовки и джинсы.

      На тротуаре стояли сонные лоточники с орехами, очками, сувенирами. Тут же был старый оранжевый автомат, на котором сушеный старец выжимал апельсиновый сок. Туристы останавливались выпить фреш, и к ним моментально подходил чистильщик обуви. От его услуг все отказывались. Кроссовки пачкать черной ваксой не хотелось. Какой-то немец или бельгиец тоже отмахнулся и перешел трамвайные пути, оглядываясь по сторонам. Чистильщик подхватил свой ящик с ваксой и весело вприпрыжку направился в том же направлении. Он обогнал европейца и обронил на брусчатку деревянную щетку из своего ящика.

      Ахмет знал этот старый трюк всех чистильщиков обуви. Сейчас он пройдет, как будто не замечая пропажи, несколько шагов, а потом…

      – Мистер, мистер! Вы потеряли! – крикнул ему вежливый европеец.

      Чистильщик оглянулся, посмотрел на свою щетку как на дочь родную и радостно хлопнул руками.

      – Сеньк ю! Сеньк ю!

      Он подошел к европейцу и поставил перед ним свой ящик.

      – Ноу, ноу, – отступал турист.

      – Ю а май френд! Итс фри!

      Черной ваксой чистильщик наяривал немецкие ботинки и между делом рассказывал про своих пятерых детей. «Файв чилдрен! – он повторял, – файв чилдрен!»

      За спектакль хитрый турок получил сотню лир и раскланялся как настоящий артист.

      Счастливый, свободный был человек! Весь день на свежем воздухе! Гуляет в центре города! В ящике у него крем для обуви и пара щеток – три кило поклажи, не больше, несет этот чистильщик на своих плечах. Ахмет ему завидовал: «У этого три кило – и радость, а у меня целая фабрика – и сплошная головная боль».

      Ахмет вспомнил про свою любимую блондинку. Он решил к ней заехать и все рассказать. Русские женщины очень внимательны, они как няньки возятся со своими мужчинами и никогда не говорят «я ведь женщина». Вот за это Ахмет и любил нас, славянок, потому что мы добрые, мы свой материнский инстинкт распыляем нещадно на детей, на мужчин, нам без разницы. Ахмет к такой заботе давно привык.

      Он выехал из центра и оказался на шоссе, которое тянулось вдоль старой крепостной стены. На окраине городская стена не была такой величественной, как в центре. И высота поменьше, и арки обсыпались, но вся эта рухлядь очень трогательно вписывалась в тихую жизнь вдали от дворцов и мечетей.

      Кто-то придумал использовать древние камни вместо фундамента, и в нишах между бойницами пристроили домики. Узкие развалюшки стояли прямо на стене. Там было тихо, топились печки, дымок едва заметный выползал над темной черепицей. Низкие черные ниши под стеной заросли