Русские друзья Шанель. Любовь, страсть и ревность, изменившие моду и искусство XX века. Елена Селестин
Читать онлайн книгу.
Шанель.
– Значит, вы сейчас путешествовали с Сертами по Италии, мадемуазель? – композитор украдкой разглядывал спутницу; она была одета неброско.
– Да, – Коко улыбалась, кивала, но отвечала односложно. – Почти два месяца. На авто, мы его арендовали.
Они были примерно одного роста, оба худые. Яркий костюм композитора, делавший его похожим на щеголеватого летчика, словно специально отвлекал внимание от огромного носа и больших ушей, Стравинский был некрасив.
– Могу я спросить, что запомнилось вам больше всего? Какой-то город? Или же музей?
– Часовня в Падуе, там было странно. – Шанель замолчала надолго. Когда она не курила, то шла, засунув руки в карманы жакета, и напоминала худого мальчишку. Короткие кудрявые пряди, выбивавшиеся из-под шляпы на висках и затылке, делали ее облик дерзким и моложавым.
Стравинскому хотелось понять, что привлекло Мисю Серт в этой женщине. Композитор знал Мисю больше десяти лет, она оставалась для него непостижимой. Он знал, что Жан Кокто называл ее «тетушкой Брут» и «абортисткой» из-за каких-то своих обид. Композитор Эрик Сати, кумир Стравинского, высказывался о ней с симпатией, но тоже хлестко. Противоречивая мадам Серт была важным человеком для Стравинского: за двенадцать лет он не раз обращался к ней с просьбами о деньгах, и она помогала. Что еще важнее, Мися не единожды мирила его с Дягилевым после ссор и скандалов.
– В Падуе, – сказала Шанель, – я поняла, что мне надо возвращаться в Париж. Больше всего устаю от праздности, пора продолжить жизнь диктатора.
– Диктатора, мадемуазель? – Стравинский остановился.
– Это означает работу с раннего утра до позднего вечера. И успех, конечно! Все же я работаю для людей. Если тебя не замечают, значит, ты делаешь что-то неправильно. Еще это означает одиночество. Хотя у меня только в Париже на Рю Камбон работает больше ста сотрудниц, – она говорила все быстрее и увереннее, голос был резкий, с металлическими нотами.
«Так разговаривают молодые крестьянки», – подумал Стравинский.
– Значит, вы – укротительница парижской моды, мадемуазель?
– Она не бывает парижской или лондонской, – серьезно ответила она. – Мода принадлежит времени, а не пространству. Не какому-то городу или стране, а своему времени. Мы сто раз говорили об этом с Мисей.
– Как и музыка! – поразился Стравинский.
– Жожо Серт считает, что у моды и театра много общего. И то и другое творится на сцене. В общем, я у себя делаю собственные представления, и надо, чтобы женщины захотели им подражать. А еще мне надо продавать то, что я показываю, – усмехнулась она.
В Шанель было несочетаемое; она казалась хрупкой и в то же время непреклонной. Словно молодой бычок, готовый сражаться. Рядом с ней Стравинскому было весело, будто он беседовал с умным, энергичным подростком.
– Друзья, здесь прекрасное вино из Орвьето, зайдем? – предложил Семенов у старой траттории на площади перед Пантеоном. – Всего за три франка! – Они с Сертом вошли,