Русские друзья Шанель. Любовь, страсть и ревность, изменившие моду и искусство XX века. Елена Селестин
Читать онлайн книгу.
Ренуар хотя бы. И Пруст мне про нее всегда говорил восторженно, ему нравилось писать ей письма.
– Да сроду она их не читала!
– А может, она в воспоминаниях расскажет правду о «Русском балете»?
– Угу, правду. Мися будет плести про меня, я уверена, и все переврет, как обычно, – отчеканила мадемуазель. – Уфф, знаменитые Мисины поклонники! Да они разбегались, спасались от нее! Ты же знаешь: я тоже могу укусить кого-то, когда разозлюсь. Но Мися жрет людей целиком, и она всегда так делала! В общем, я ей написала, чтобы она не вздумала упоминать меня в своих опиумных фантазиях. Так и предупредила: если опубликуешь обо мне хоть слово…
– То что? – Мне всегда казалось, что Мисю напугать нельзя.
– Ну-у-у, – она помедлила, будто обдумывая наказание, – хотя бы перестану тащить ее на себе, как делала это всю свою жизнь. В прошлом году – и в апреле, и осенью – оплатила ей здесь санаторий и врачей. Встало мне это, ты знаешь Мисю, мягко говоря, недешево… она всю жизнь уверена, что деньги валятся с неба. У меня у самой сейчас долги. А! – она энергично отмахнулась и нахмурилась.
Я знал, что моя собеседница попала в общество первоклассных мастеров искусства и их покровителей только благодаря дружбе с Мисей Серт, которая ко времени знакомства с Коко царила в этом недосягаемом для простых людей кругу двадцать с лишним лет.
– Полё, послушай, ты ведь плохо ее знаешь, – не унималась Коко. – Когда мы первый раз ездили по Италии, она твердила: брось ты всех этих Тицианов и Боттичелли – они мусор, ничто, – а пойдем лучше посидим где-нибудь, поедим вкусно. Еще ей нравилось притащить в отель кучу камней, кораллы, бисер, барахло всякое… она делала деревья, знаешь, наподобие японских, у нее их был целый чемодан. Деревья с каменными листьями! У Миси вообще никогда не было вкуса! Никакого, уж поверь мне. – Коко кипятилась, я старался сохранять серьезное лицо. – Она сама мне говорила, что Малларме каждое воскресенье приносил ей стихотворение и паштет из гусиной печенки. Паштеты она сожрала, а стихи растеряла, может даже выбросила – они ничего для нее не значили, ничего!
Зато я неплохо знал два поколения людей искусства в Париже, для которых мнение Миси об их творчестве было важным. Другое дело – никто из них не мог сказать, что знает Мисю достаточно хорошо, и никто не взялся бы предсказать поступки Миси. Иногда ее взгляд был проникновенным, глаза смотрели нежно, но она открывала рот – и человек слышал неприличные или злые слова. Бывало и наоборот: Мися говорила что-то поэтически-возвышенное, а смотрела хитро или презрительно щурилась. Мися Серт была любопытным, разряженным, своевольным, сильно надушенным, до крайности избалованным парижским сфинксом. Она привлекала избранных и отталкивала многих других. Кажется, когда-то Реверди (или же Малларме, не помню) назвал ее «королевой богемного Парижа», но это была непостижимая и часто жестокая королева.
– Вот еще перл! – щелкнула по странице мадемуазель. – Она сообщает, что была на выставке Пикассо и потом у него в мастерской они поссорились: «Можешь теперь