Тупики психоанализа. Роковая ошибка Фрейда. Рудольф Баландин
Читать онлайн книгу.
и горькая шутка. В конце прошлого века, видя на телеэкране радостные лица публики, которую развлекали штатные смехачи, я записал в дневнике: «Русский народ, смеясь, расстаётся со своим будущим».
Из традиционного вида горьких острот можно назвать эпитафии. Странно, что Фрейд не учёл этого. Ведь согласно его взглядам, существует «два вида первичных порывов»: «сексуальные инстинкты, или Эрос» и проявляющийся в садизме «инстинкт смерти», или Танатос.
Восполним это упущение Фрейда. Вспомним про эпитафии – весьма своеобразное проявление остроумия, прямо противоположное садизму, но тоже, на первый взгляд, демонстрирующее «инстинкт смерти».
Говорят, смех убивает. Но люди предпочитают убивать друг друга иными способами. Кто выходит на бой со злом вооруженный одним остроумием, рискует жизнью. Не потому, что острота действует на подсознание. Она затрагивает именно сознательную сферу, тем более когда речь идёт о сатире. (Фрейд о ней не упомянул, по-видимому, потому, что она плохо соотносилась с его гипотезой остроумия.)
Припев «Ей-ей, умру от смеха» в песне Беранже обличает патологического оптимиста. От смеха вроде бы ещё никто не умирал. Всегда находятся другие причины. Но есть люди, умирающие со смехом!
Один преступник, которому палач медлил накинуть петлю на шею, попросил: «Делай скорей, а то я боюсь щекотки».
Другого висельника причащал перед смертью священник, закончивший свою проповедь: «Скоро вы будете там, в лучшем мире, вкушать небесную пищу». Преступник деликатно ответил: «Я не голоден, святой отец. Если желаете, идите вкушать вместо меня».
Поэт, бродяга и бандит Франсуа Виньон, приговорённый к повешению, в ночь перед казнью написал (перевод С. Маршака):
Я Франсуа, чему не рад,
Увы, ждёт смерть злодея,
И сколько весит этот зад
Узнает завтра шея.
С древних пор о смерти говорили не только всерьез, но и в шутку. Если так проявляется «инстинкт смерти», то он должен быть наиболее очевидным в эпитафиях древности, когда люди ещё не находились под мощным давлением идеологии технической цивилизации.
Первый из дошедших до нас авторов эпитафий – греческий поэт Симонид, живший 2,5 тысячелетия назад. Он сочинил немало героических и лирических надписей на могилах. Порой в некоторых слышится ирония. Вот эпитафия купцу:
Родом критянин, Бротах из Гортины,
в земле здесь лежу я.
Прибыл сюда не затем, а по торговым делам.
А вот надпись, обращённая к вдове:
Лишь погляжу на надгробье Мегакла,
становится сразу,
Каллия, жалко тебя: как ты терпела его?
С тех пор насмешки над смертью и над почившими (или, как все мы, обреченными на вечный покой) стали появляться все чаще. Их использовали, конечно же, в назидание живущим. Или для того, чтобы подавить страх небытия?
Каллимах из Кирены, уроженец северной Африки, работал в знаменитой Александрийской библиотеке. Его обращение к теме смерти