Я притащил Анну в свою спальню, уложив ее на кровать. Будь на ее месте другой подопечный, я бы оставил его где-нибудь в Джунглях и наслаждаться моментом, пока никчемыш пытается спастись от хищников. Это ведь так забавно наблюдать, когда у двуногих открывается второе дыхание, и они вдруг становятся смелыми и отчаянными в стремлении доказать свое право существовать… но, это Анна. Моя девочка, с которой я вынужден быть грубым и жестоким, чтобы она научилась выживать. Моя воля, я бы спрятал ее в безопасном месте, оберегал от всех угроз и опасностей… к несчастью, ей придется пройти через все это дерьмо, и видит бог, я приложу усилия, чтобы тренировки не прошли даром, даже если придется строить из себя конченого козла. Хотя, я уже это делаю. Я вынудил ее чувствовать себя паршиво, за что и получал по роже.

      Ублюдок.

      Мудак.

      Мне вовсе не нравилось доставлять ей неприятности, и я точно не хотел, чтобы Анна заметила, как я возбудился от нашей потасовки… но это случилось. Моя реакция была очевидна и хаос в ее мыслях, только утвердил факт, насколько я извращен.

      Подкурив сигарету, я скинул пиджак, швырнув его на тахту. Пока я мерил шагами комнату, мой взгляд возвращался к девушке. Стоило раздеть ее, прежде чем укладывать на постель. Анна насквозь промокла и дело даже не в том, что она оставит влажные разводы на одеяле… дьявол.

      Я хотел раздеть ее.

      Хотел увидеть ее обнаженной. Снова.

      В тот первый раз, когда я увидел ее тело в морге, у меня перехватило дыхание. Анна была… совершенна. Я уже говорил об этом еще тогда, в клубе, но не знал, что настолько. Ее тело было идеальным сплетением мышц и сухожилий. Плоский живот с едва заметными кубиками, высокая грудь с бледно-розовыми сосками и гладкая кожа между ног с такой же розовой щелочкой. Даже сейчас, мой рот наполнился слюной, от желания попробовать шелк ее плоти, ее вкус.

      Я застонал от пульсации в паху.

      Срань Господня.

      Я избегал близости сто шестьдесят шесть лет, и пока Анна не родилась, эти мысли были под запретом. Все удовольствия, которыми я себя тешил, относились к категории насилия и порки. Женщины, с которыми я проводил свое нетленное время, были ничем иным, как инструментом для утоления больных фантазий. И поверьте, я знаю, что такое боль и муки. На протяжении своей смертной и бессмертной жизни, я только и делал, что самосовершенствовался в искусстве пыток, убийств и прочего дерьма, а теперь… это дитя перевернуло все вверх ногами, оставив трещину в моей груди и впустив в него нечто неизведанное и примитивное, которое они – люди, называют – чувством. С ее появлением, я начал чувствовать… кто бы мог подумать, что хрупкое создание, поставит почти двухсотлетнего ангела на колени, разбудив в нем потребность, желать… любить… быть ближе и значимее. Быть для нее всем, что