Он вышел из пролесочка на них.

      – Откуда? Кто?

      Он с головы до пяток

      Похолодел и туловом поник,

      Но прошептал:

      – Ходил на куропаток.

      За лесом на развилке в этот час

      Летали пух и перья. Нарастая,

      Звук вертолёта слышался. С террас

      Слеталась местных пёстренькая стая.

      Сосед твердил: «Рванёт, не подходи».

      Вытаскивал дымящееся тело.

      Заступница стояла позади

      Врачей и оперов из райотдела.

      Медбрат слегка ощупывал:

      «Живой!

      Лежи пока, сейчас дадут носилки».

      И мёртвый Злой висел вниз головой

      В обугленной машине у развилки.

      Чужак ушёл не дальше патруля.

      Там и скрутили. Влип, как кура в ощип.

      Так мстит нижегородская земля

      За русский лес, за куропаток, в общем.

      «Погиб, – ей сказали в трубку, – и все, кто с ним».

      Она закричала, на полустанке стоя:

      «Максим! Максим!

      За что мне такое?!»

      «Пошла, – говорит, – конечно, в храм».

      Пассажирка дала молитву, которой тоже

      Молится.

      В Хабаровске ей велели прах

      Забирать.

      Пробегает мороз по коже,

      Пробирает холодный ветер. И обе мы

      Плачем, обнявшись, в тени вагона,

      Потому что война одна на всех, хоть ты из Костромы,

      Хоть со среднего Дона.

      И сыновья – одни на всех. Двадцать пять.

      Диабет. Трое детей. Вызвался добровольцем.

      Что же ты наделал, сыне? Где тебя искать?

      По каким моргам, сыне, к каким идти богомольцам?

      Мы стоим на перроне.

      Она говорит: «Пришёл

      Недавно живой.

      Прикрылся хохляцким трупом сыночек

      И выжил один из всей миномётной роты. Хохол

      Пригодился, вырвало взрывом у того позвоночник.

      Забрал документы своих двухсотых с передовой,

      Чтобы не мыкались вдовы, доказательства собирая.

      Он пришёл домой. Он живой.

      Что же ты ревёшь, моя дорогая?!»

      Она проводница. Стоянка поезда тридцать минут, скользя

      Из Москвы до Благовещенска, едет поезд «Россия».

                                                                Заключаем:

      «Нас победить нельзя».

      Поднимаемся в тамбур. Отправляемся.

                                                    Отогреваемся чаем.

      Младенец плачет вдумчиво. Отец

      Тихонько свирепеет: