Чтоб счастье в доме пело —

      Как скрипка скрипачу,

      Давно не только тело

      Я искренне хочу…

      Чтоб мне влюбиться очень

      В души твоей простор,

      Я ей без проволочек

      Объятья распростёр…

      Сумело взбудоражить

      Индийское кино[1].

      Ведь страсти в знойном раже —

      С хотеньем заодно.

      Является искусом

      Для чувств любовный пир…

      Но жаль, что не индусом

      Пришёл я в этом мир!

      Поэмы, песни, оды

      Я нёс к твоим ногам,

      Но прятал счастья коды

      От нас чужой «сангам».

      «Сангамное» слиянье

      Лишь грезилось вдали.

      Оно – как звёзд сиянье

      Для шарика Земли…

      Долго мечтал я – «случайно»

      С ней прогуляться хоть раз.

      Было, конечно, не тайной —

      Муж её в пьянках погряз…

      Как-то – «совсем ненароком» —

      В парк мы попали вдвоём.

      Был я как будто под током,

      Сокол вдруг стал воробьём…

      Тучи – черней, чем монашки,

      Хмурили небо вчера.

      Словно по чьей-то отмашке

      Их увели со двора.

      Отблески зорьки на ветках —

      Клеили взгляд, как смола.

      В ярких весенних расцветках

      С нами любовь рядом шла…

      Ветер обхаживал листья,

      Вечер выгуливал страсть…

      Мне захотелось по-лисьи

      Пару свиданий украсть.

      Снявши обёртку с конфетки,

      Сжёг я сомненья дотла!

      Надо забыть, что объедки

      Елись с чужого стола…

      Вовсю на фоне вечера

      Шла лунная страда.

      И в море лунносвечия

      Купалось слово «да».

      Рассудочность угрозами

      Включала стоп-сигнал.

      Но шёпот фей берёзовых

      Смущение изгнал…

      И страстно-страстно нежил я,

      И с нежностью страстил!

      Жасминной цветью снежился

      Из трав младых настил…

      Я шёпот фей берёзовых

      Запомнил навсегда,

      Хоть в дымках нежно-розовых

      Не грезилась фата…

      Послушай, милая,

      Не надо этих клятв,

      Я им давно

      Уже ничуть не верю.

      Хотя, быть может,

      Я и сам теперь не рад,

      Что стал болеть

      Цинизмом – как холерой.

      Послушай, милая,

      Не надо этих слов,

      От них смешно

      Сейчас моей постели.

      Их следует сберечь

      Для влюбчивых