Агния отвезла домой родителей и, наспех попрощавшись, поехала на тренировку за сыном. Она все еще пребывала в легком мандраже после неожиданной встречи с Владом. Хотя не такая уж она была неожиданная, но все равно шанс, что он решит выйти на улицу именно в тот момент, когда она приедет за родителями, был ничтожен. Она, собственно, и не хотела этого. Скорее наоборот – боялась.

      Они не виделись целую вечность, но обида, боль и горечь вновь раскрошили сердце, как только она его увидела. Влад выглядел таким уставшим и раненым, что Агния не смогла не подойти, хотя в первые минуты только наблюдала за ним из окна машины, боясь потревожить его скорбь. Человек должен пройти и пережить все этапы скорби, и ему практически нельзя помочь, нельзя торопить или мешать. Похоронив друг за другом дедушку и бабушку, она это знала, как никто другой.

      Агния вдруг с удивлением констатировала для себя, что при виде Влада у нее, как и в семнадцать лет подрагивают колени, а в груди моментально дает о себе знать вакуум, едва ощутимая тяжесть и звенящая тишина. Этот вакуум, словно высушенный плавательный пузырь рыбы, искусственно наполнял ее изнутри, замещая все эти годы боль и обиду, которые она некогда умело запрятала в закрома своей души. Сейчас же, подойдя к нему так близко, услышав его уже окрепший мужской голос, боль и обида стали, озираясь, на цыпочках выбираться наружу.

      – Глупость,– поморщившись, вслух сказала девушка, словно убеждая себя,– какая глупость. Детский сад, ей богу.

      Включив поворотник, она лихо свернула налево, и вдали показалось здание Олимпийского центра, где ее сын занимался плаванием. К мыслям о Владе она решила больше не возвращаться. В конце концов, у нее уже давно своя полноценная жизнь, а у него своя.