К вечеру они добрались до реки, что текла примерно в двух лигах к югу от Абары-Делак. В том месте быструю стремнину пересекал старый торговый брод, отмеченный высокими камнями на обоих берегах и огромными пнями на случай, если потребуется лебедка. Остатки заброшенных лагерей на берегах заросли высокой травой, а тропинки, что вели к реке, затопило, и из них торчали камни. В неподвижном воздухе стоял запах тухлой рыбы.

      Ринт трудился вместе с сестрой, ставя шатры и расседлывая лошадей, а затем они начали готовить ужин. Оба молчали. Пограничник видел, что Аратан снова остался один: отец отослал его назад, словно бы повелителю не нравилось, что они едут бок о бок. Драконус приказал Аратану сменить лошадь, и тот вернулся к Хеллар, не в силах скрыть охвативший его трепет. Эта подробность не ускользнула от Раскана, который накричал на парня, и потом тот уже ехал позади сержанта и Драконуса, а Ринт и Ферен были замыкающими. Теперь Аратан снял свои доспехи со спины Бесры и с потерянным видом раскладывал их на земле.

      Ферен с самого утра не произнесла почти ни слова, оставив Ринта наедине с мыслями о жестких словах, обвинениях и решениях, столь смертоносных и окончательных, что с них, казалось, стекала кровь. Чувство собственной правоты казалось ему непоколебимым, будто он стоял в центре бури, куда не проникали никакие сомнения.

      Из-за этих мыслей он стал молчаливым и раздражительным. Ему недоставало общества Вилла и Галака, и Ринт опасался, что любая попытка заговорить с сестрой может привести к взрыву.

      Пока Раскан кормил лошадей, а Ферен возилась у костра, Ринт спустился к воде, держа в руке кожаное ведро. Драконус прошел дальше вдоль реки и сейчас поднимался по каменистому склону, как будто ему не терпелось увидеть Баретскую пустошь.

      У их похода явно имелись некие скрытые цели, о чем красноречиво свидетельствовала окружавшая его плотная завеса тайны. Неведение порождало риск, и Ринту это не нравилось. Хуже того, он почти ничего не знал о Баретской пустоши, а уж тем паче – о землях и народах за ее пределами. Азатанаи были загадочными, как и все чужаки: они появлялись среди тисте в одиночку, держались поодаль и, похоже, нисколько не нуждались в друзьях. Честно говоря, Ринт не видел от них особой пользы. Он скорее предпочел бы яггутов: те, по крайней мере, не позволяли джелекам вторгнуться на южные земли. Азатанаи же никак не реагировали, даже когда совершались набеги на их селения.

      Но джелеки никогда не нападали ни на кого из азатанаев. Они не похищали детей, не насиловали женщин. Они лишь сжигали дома и убегали с добычей, а азатанаи попросту смеялись им вслед, словно бы собственность не имела для них никакого значения.

      «Богатство, – говорили они, – ложное мерило. Честь невозможно накопить. Ею не украсишь комнату. В золоте нет отваги. Лишь глупцы строят крепость из богатства. Лишь глупцы могут жить в ней, считая, что находятся в безопасности».

      Эти слова повторялись не раз, хотя Ринт не знал, кто из азатанаев впервые их произнес; они часто звучали в солдатских лагерях