Ты не бойся, мой милый, не надо,

      Видишь, крылья совсем обгорели,

      Я летала зачем-то над адом,

      А там страшное пекло, поверь мне.

      И глаза мне сожгло этим пеклом,

      Плакать нынче смогу я едва ли,

      Душу серым засыпало пеплом,

      Сердце черные рвут мне печали.

      Но не бойся.

      Тебя обнимая,

      Возрождаюсь я в прежнем обличье.

      Ведь когда-то была и я – Ангел,

      А теперь меня ведьмою кличут.

      Был так долог Ваш путь, что очей не сомкнуть

      Было мне пять бессонных ночей

      Менестрели, турнир, и давно кончен пир,

      И уже расседлали коней.

      На дорогу смотрю и себе говорю:

      «Он примчится, я знаю, я верю.

      Он ведь знает, как жду и встречаю зарю

      И как слушаю шорох у двери».

      Внял Господь молчаливой молитве моей,

      И я слышу Ваш зов за дверями:

      «Я скакал пять ночей, не смыкая очей,

      Госпожа моя, я перед Вами».

      По булыжной мостовой ступая,

      Глядя в бесконечный небосвод,

      Женщина – такая молодая —

      Точно к трону, шла на эшафот.

      «Ведьма!» злобно ей толпа орала,

      Впереди давно готов костер,

      Но она людей не замечала,

      Вспоминая жуткий приговор:

      «Сжечь живьем. И пепла не оставить».

      Ну, пусть жгут. Сгорит ведь только плоть.

      К праху – прах, пускай.

      Бессмертна память.

      И души костру не побороть.

      Кровью каждый шаг ее отмечен,

      Но глаза бездонны и сухи.

      Зря священник прямо в ухо шепчет:

      «Исповедай, дочь моя, грехи,

      И тогда они тебе простятся,

      И шагнешь, очищенная, в рай…»

      Ведьме ль ада пламени бояться?

      Мимо губ – распятья острый край.

      По ступенькам – вверх. Глазами – выше.

      И – уже из пламени: «Проща-а-а-й!».

      Ахнула – от мостовой до крыши —

      Площадь.

      Но один в толпе – смолчал.

      Как жаль, что нежные слова

      Становятся морскою солью…

      Я слишком долго Вас ждала,

      Вообразив себя Ассолью.

      И до сих пор звенит прибой

      В моих стихах неутоленных.

      Вы – вечный странник,