Зелёную звезду несёт трамвай на палке,

      Народ вприпрыжку вырвался домой.

      Несовершеннолетние нахалки

      Смеются над зимой и надо мной.

      Слегка поёт гармоника дверей,

      В их лопастях запуталось веселье.

      И белый зверь – бычок на новоселье –

      Луна, мыча, гуляет на дворе.

      Там снеговое молоко кипит

      И убегает вдоль по тротуару,

      Пока в перстах резиновых копыт

      Ревёт и шепчет улицы гитара.

      Непрошеные мысли-новобранцы

      Толпятся посреди казармы лет.

      Я вижу жалкого ученика при ранце;

      На нём расселся, как жокей, скелет.

      Болтает колокольня над столицей

      Развязным и тяжёлым языком.

      Из подворотни вечер белолицый

      Грозит городовому кулаком.

      Извозчики, похожие на фавнов,

      Поют, махая маленьким кнутом.

      А жизнь твоя, чужая, и подавно

      Цветёт тяжёлым снеговым цветком.

      Как лязгает на холоде зубами

      Огромный лакированный мотор.

      А в нём, едва переводя губами,

      Богач жуёт надушенный платок.

      Шагают храбро лысые скелеты,

      На них висят, как раки, ордена,

      А в небе белом белизной жилета

      Стоят часы пузатые – луна.

      Блестит театр золотом сусальным.

      Ревут актёры, тыча к потолку,

      А в воздухе, как кобель колоссальный,

      Оркестр лает на кота – толпу.

      И всё клубится ядовитым дымом,

      И всё течёт, как страшные духи.

      И лишь во мгле, толсты и невредимы,

      Орут в больших цилиндрах петухи.

      Сжимаются, как челюсти, подъезды,

      И ширятся дома как животы,

      И к каждому развязно по приезду

      Подходит смерть и говорит на ты.

      О нет не надо; закатись! умри!

      Отравленная молодость, на даче.

      Туши, приятель, ёлки, фонари.

      Лови коньки, уничтожай задачи.

      О разорвите памяти билет

      На представленье акробатки в цирке,

      Которую песок, глухой атлет,

      Сломал в руках, как вазочку, как циркуль.

      Пусть молоко вскипевшее снегов

      Прольётся на шелка средь клубов пара,

      Под дикий рёв трамваев и шагов,

      Терзающих асфальтную гитару.

      Пусть будет только то, что есть сейчас:

      Кружение неосторожной двери,

      Нахальное приветствие в очах,

      И тяжкий храп усталых лавров в сквере.

      Пускай в дыму закроет рот до срока

      Воспоминания литературный ад.

      Дочь Лота, дура! не